Инспектор и ночь (др. перевод)

Райнов Богомил Николаев

— Чувствую, что вы вчера разыскали Жанну, — с горечью замечает Славов.

— Да, я ее разыскал. Но констатация принадлежит не Жанне.

Инженеру не хочется вступать в спор. Он любезно протягивает полотенце и, пока я привожу себя в порядок, моет и кладет на место бритвенный прибор.

— Вы — человек порядка, — отвечаю я. — Просто завидую. А кстати, что за тип этот Том?

— Не знаю. Никогда его не встречал и вообще мне неудобно это обсуждать.

— Мне тоже неудобно спрашивать иногда, но приходится. Студент или

бездельник?

Славов, присев к столу, отпивает глоток. Потом, не поднимая головы, отвечает:

— Был студентом. А сейчас бездельничает. Впрочем, Жанна проинформирует вас подробнее. Она, по-моему, видит его каждый день.

— Что толку, если она его видит? Любовь, говорят, слепа.

— Может, я тоже ослеплен?.. — шепчет инженер.

Выпив свой кофе, Славов долго смотрит в пустую чашку. Не думаю, чтоб он гадал.

— Ну бог с вами, не будем выходить за рамки служебной темы. Хочу только добавить, что гордость тут ни к чему. Пока ты играешь в гордость, те, попроще, приступают к иной игре.

Славов молчит и смотрит перед собой. Потом спохватывается:

— Кофе остынет.

Я, не присаживаясь, пью. Походные нравы в моем обычае. Потом закуриваю сигарету.

Над нами отчетливо слышатся шаги лейтенанта и его рюдей. Они передвигают что-то тяжелое.

— Слышите? — поднимаю я глаза к потолку.

Славов вздрагивает.

— Что?

— Как, хорошо слышно?

— Да, но какое это имеет значение?

— Сейчас, — признаю я, — никакого. Но шаги, которые вы слышали в тот вечер, безусловно, имеют значение.

— Я сказал уже…

— Меня не интересует, что вы сказали… — перебиваю я его. — Мне надо знать, о чем вы умолчали. Так чьи же это были шаги?

— Вы толкаете меня на подлость…

— Я хочу, чтобы вы сказали правду.

Славов некоторое время молчит. Я прихожу ему на помощь. Это ведь человек логического мышления. Значит, надо подлить логики.

— Не забывайте, — говорю я, — что если вы решили кого-то уберечь, то действуете предельно глупо. Славов скрывает, что слышал шаги, потому что это были шаги Жанны.

— Да, но…

— Погодите, — жестом останавливаю его я. — Силлогизм подтверждается и другим обстоятельством: еще один человек, который тоже должен был бы слышать шаги, молчит. Человек этот — ваша соседка Катя. Жанна для нее — единственное близкое существо. Так что поймите: ваше молчание — красноречивый ответ для меня. Но точный ли, хочу я знать?

Славов молчит: ему, видимо, еще раз нужно взвесить все мои доводы, но и потом он не разоткровенничается. Эти педанты — ужасные упрямцы.

За дверью раздаются четкие шаги. Входит один из милиционеров.

— Товарищ майор, можно вас на минуточку?

— Сейчас, — отвечаю. — Разговор тут что-то не клеится.

Комната Маринова наверху изменилась. Раньше она была просто захламлена. Теперь перевернута вверх дном и до основания обшарена. Зеркальный шкаф, за которым

я вчера с трепетом поджидал возлюбленную, выдвинут вперед и прислонен к стене. Одна из его передних подпорок смахивает на лапу льва или какого-то мифологического животного — достаточно громадного, чтобы можно было что-то спрятать внутри. Кажется, именно там нашли листки бумаги, исписанные мелким почерком. Я внимательно рассматриваю их, деловито поглядывая в окно. Через палисадник проследовали исполненные трудового энтузиазма инженер, врач, кассир и адвокат. Двое из них бросают опасливые взгляды на окно. Это понятно: у меня в руках — две жгучие тайны.

Ну, теперь-то я могу нанести утренний визит дамам. Тем более, что я побрился.

Дору не очень удивил мой приход, хотя она старательно изображает удивление:

— Ах, это вы…

— Да, я…

После нежных восклицаний хозяйка приглашает меня в комнату и усаживает в мягкое кресло, а сама устраивается рядышком в другом, застенчиво придерживая полу халата, чтобы тут же, скрестив ноги, обнажить их выше колен.

Дора ласково улыбается, и глаза ее просят о соответствующей любезности. В стремлении избежать соблазна этих глаз и оголившихся колен, я невольно переключаюсь на грудь — такую высокую и открытую, что я тут же спасають бегством в нейтральную полосу прически.

— Еще вчера, увидев вас, я понял, что это не последняя наша встреча, — галантно начинаю я. — Дора, Дора, позвольте мне вас так называть, вы ужасно очаровательны…

Дора довольно усмехается.

— … и ужасно лживы.

Изумленно вскинутые брови. Выражение обиды на лице.

— Да, да. Но покончим с этим театром. И опустите занавес.

При этих словах я небрежно киваю на приподнятую полу халата. Дора торопливо опускает ее. И, чтобы не оставить и тени сомнений относительно цели моего визита, добавляю:

— Точно и коротко отвечайте на мои вопросы. А то смотрите — софийскую прописку можно легко заменить другой — вполне возможно, что тоже софийской, но уготованной для лжесвидетелей. Итак: когда вы вышли замуж за Баева?

— Два года тому назад, — пытается овладеть собой Дора. — Не понимаю только, к чему такие угрозы…

— Увидите. Когда точно?

— В конце сентября. Двадцать восьмого или двадцать девятого — что-то в этом роде, по-моему.

— Светлая дата явно не врезалась в вашу память. Но все же постарайтесь вспомнить.

— Думаю, что двадцать девятого.

— Хорошо. Мы проверим, правильно ли вы думаете. А эта мебель и все прочее когда появились? Перед свадьбой?

— Да.

— Приданое мужа?

Дора утвердительно кивает.

— А на какие средства он все это купил?

— Возможно, у него были сбережения, — пожимает плечами женщина.

— Слушайте. То, что я вам только что сказал, это не дружеская шутка. У вас могут выйти большие неприятности, если вы меня не так поняли…