Инспектор и ночь (др. перевод)

Райнов Богомил Николаев

— Надо же! Его угощают цианистым калием, а он жалуется…

— Позже он встал и велел мне уходить… И проводил через зимний сад. Он всегда, когда у него бывали гости, выводил их через зимний сад, чтобы соседи не видели…

— А где пузырек?

— В саду… В кустах… Я выбросила его.

— Ох, уж эти женщины! — вздыхаю я. — Выберут самое потайное место!

Магнитофон умолкает наконец.

— Уф, никогда еще не танцевал так долго… и так хорошо, — вытираю я

пот.

Подхватив под руку Жанну, пробиваюсь к выводу.

— Куда? — хватает меня за рукав лохматый именинник, встречающий новую партию гостей. — Веселье только начинается.

— Схожу за цветами, — отвечаю я. — Неудобно… С пустыми руками…

— Брось цветы… Тут полно цветов. И все в нейлоновых чулках. Принеси-ка лучше коньяк. А то весь вылакали, черти.

— Будет и коньяк, — щедро обещаю я. — Веселье только начинается.

Увлекая за собой Жанну, я стремглав скатываюсь по лестнице.

Напрасная спешка. Том внизу — дежурит у подъезда. Мы транзитом минуем его неприкаянную фигуру. Жанна поворачивает голову — хочет взглядом что-то сказать на прощанье, но я вовремя дергаю ее за руку.

На улицах ни души. Только ветер и дождь. Мы с Жанной шагаем по мокрым тротуарам, всматриваясь в свои тени. Тени постепенно становятся длинней. Затем все короче и короче, пока не исчезают за спиной. А потом снова выскакивают и опять начинают расти. Шаги глухо отдаются во мраке. И, не поворачивая головы, я чувствую, что Том тащится за нами. Остановившись на углу, круто поворачиваюсь.

— Слушай, детка! Ты что — решил перенять у меня ремесло? Тогда позволь дать тебе совет: не делай этого по-идиотски. Следишь за кем-нибудь — следи издалека, а не наступай на пятки.

— Я не слежу… Я жду, когда вы отпустите Жанну и мы сможем пойти домой.

— Ах да, молодая семья. А в загсе вы расписались?

— Распишемся…

— Когда? После дождика в четверг? Ну ладно, сматывайся, некогда!

— Жанна! — взывает студент, многозначительно глядя на девушку.

— Что Жанна? Не видишь — конец браку. Завтра начинается следствие. Марш и без разговоров.

Идем дальше. На этот раз шагов третьего не слышно. Жанна в каком-то оцепенении шагает рядом со мной, как автомат. Глядя на тени, которые то исчезают, то появляются у наших ног, я размышляю над монологом Жанны, а на душе у меня так тяжело, будто я уже веду девушку в камеру.

— Сегодня без зонтика, — говорю я, глядя на ее мокрое от дождя лицо.

— Забыла… Я вообще сегодня не в себе…

— Давно уже, надо думать, не в себе, если впуталась в эту историю…

— Что же теперь будет? — шепчет девушка, словно обращаясь к самой себе.

—

Уместный вопрос. Жаль только, что ты задаешь его так поздно, — кисло замечаю я.

Потом, взглянув на девушку, смягчаюсь.

— Что будет? Не знаю. Поживем — увидим.

Я хочу добавить, что утро вечера мудреней, но мы подходим к ее дому, и древняя сентенция остается при мне.

Медленно пройдя по мощеной аллее, входим в прихожую и спускаемся в подвал.

— Так вот, без шуток, — говорю я, останавливаясь перед дверью тети Кати. — Отсюда пока что ни на шаг. С этой минуты считай себя под домашним арестом.

Кто-то проходит у нас за спиной и, услышав последнюю фразу, останавливается в нерешительности.

— Жанна? Какой арест?

— А, товарищ Славов, — поворачиваюсь я. — Вот кто нам поможет. Ваша знакомая находится, как вы слышали, под домашним арестом. Я просил бы вас проследить, чтобы она не выходила из дому.

— У меня нет опыта в подобных делах… — буркает инженер и с тревогой посматривает на нас.

— Не беда. И я, когда был маленький, ничего не понимал в убийствах.

И поднимаюсь наверх. На последней ступеньке останавливаюсь и прислушиваюсь. Инженер озабоченно расспрашивает девушку. Жанна что-то лепечет в ответ. И внезапно заливается плачем. Голос инженера успокаивает: «Не надо. Все уладится, вот увидишь!» А рыдания продолжаются. Хорошо, что меня там нет.

* * *

Вот и дожили до утра. Хотя бы для того, чтобы установить: утро не всегда мудренее вечера. Зато сырее и холоднее. Тяжелые потоки воды хлещут в окно нашего кабинета. Такое впечатление, что тебя вмонтировали в Ниагарский водопад.

Сидя за столом с сигаретой в зубах и s лихо сдвинутой на затылок шляпе, я жду, когда машина придет в движение. Это произойдет не раньше восьми. Значит, у меня есть еще четверть часа, чтобы просмотреть газету. Вы читали Хемингуэя? Я три дня газет не читал, а она мне — Хемингуэя!

Ты, моя девочка, не единственная, кто знает что-то о чистом и светлом. У меня, между прочим, тоже есть воспоминания на эту тему, только связанные не с Хемингуэем, а с летним дансингом на берегу. Это был каш последний вечер. Мы сидели на террасе ресторана, а внизу рокотало море. Мы подождали, пока подойдет официант, потом подождали, пока он принесет вино, и все молчали, хотя ждать уже было нечего.

— Ты наговорила мне кучу вещей, — замечаю я наконец. — В том числе, должно быть, много правильного. Но не ответила на мой вопрос.