Интернат
Шрифт:
– Поперёк попёр? – словно не веря, ахнула она и осуждающе покачала головой.
– Вопрос мне посмел задал, сопляк.
Будто плюнул. Зло на Enterа посмотрел. А тот и не видел ничего. Его охватила чернота апатии, которая съедала все его мысли и ощущения.
– Ничего себе!
Гузель Маратовна снова поджала губы. Скептически осмотрела бедолагу с ног до головы, как телёнка, выставленного на продажу.
– Давай показывай, чего смазывать, – велела она, наконец.
Enter послушно задрал вверх рубашку. Он чуть было не понадеялся,
Неужто это с ним всё происходит на самом деле? Нет, он, наверное, попал в виртуальный мир. Это его рука утянула – та, что из монитора вылезла. И всё, что случилось после этого, – приход омбудсмена, ментов, школа, приезд в интернат, Гарюха, Пугинский, Фуфайкин, Гинзула – просто повороты очередной компьютерной игры – экшн или ролевика, а, может, симулятор жизни русского интерната… Только эта мысль и спасает остатки очумелого мозга.
Ренат привёл Enterа в спальню № 229, где его ждала отдельная койка вместо отдельной комнаты. Ребята не обратили на него внимания. Кто-то за столом делал уроки, кто-то читал книжку по литературе, кто-то сидел, сжавшись в комочек, кто-то лежал, изучая потолок или дремля.
Гарюха занимался. Но Enterу ни с кем не хотелось разговаривать – даже с ним, единственным, пусть и подневольным, знакомцем. Он лёг, уткнувшись носом в подушку. Что теперь будет? Как он будет учиться? Во что одеваться? Где играть на компьютере? Будет ли это вообще возможно?
А как хочется… До дрожи в пальцах, до картинок в глазах, до ломоты в башке!
Enter сжал в объятиях тощую комковатую подушку. Хотелось есть, пить, спать, играть в Контру или в GTA или в любой, даже старый квест…. И увидеть маму. В ней – солнце. Всегда солнце, несмотря ни на что. А без солнца разве жизнь? Как без компьютера.
Справа и слева от Enterа соседи. Тот, что слева, тоже лежал на животе. Тот, что справа, – на спине.
– Максим, – позвал правый. – Максим!
– Я не Максим, – вздохнул левый. – Знаешь ведь – я Певунец.
– Почему Певунец? – шепнул Enter, приподняв голову.
– Пою много, – объяснил, услышав, бритый веснушчатый мальчишка. – Вне урока. И во время. Не могу удержаться. Нифига меня не берёт, представляешь? А ты виртоман?
– Почему это? – почти обиделся Enter.
– Так ведь зазря Enterом не прозовут, – объяснил Певунец.
– Я Денис Лабутин, – сказал Enter.
– Ты про это забудь, – посоветовал Певунец. – Свои ФИО на свиданке или в школе вспоминай – если повезёт, а тут не смей.
– Максим, – слабо позвал правый сосед – русый мальчишка с васильковыми глазами. – Ты как?
Певунец помолчал. Шевельнул лопаткой: отстань, мол.
– Фигово, Кедраш. Сам не знаешь, что ли? Чё пристал?
– Я не Кедраш, – спокойно
– За то и получаешь постоянно, – усмехнулся Певунец. – Тебе какая песня, как зваться? Вот я – Максим Лехницкий, а меня Певунцом бают. Мне пофигу. А ты чё ерепишься?
– Ерепенишься, – поправил Серафим.
– Один чёрт.
– Чёрта не призывай – не успеешь «ой» сказать, а он уже в тебе и тобой командует, – строго сказал Серафим.
Певунец хихикнул, подмигнул Enterу.
– Он у нас блажной, – объяснил охотно: – В Бога верит.
И снова хихикнул. Через соседскую голову кинул фразу:
– Слышь, Кедраш, а коли Бог есть, почему у меня мать пьёт, батя к чувихе слинял, а меня сюда забрали и петь не дают?
– Вы там потише, – окликнул Гарюха, – а то накличете «большие радости».
Певунец представил его Enterу:
– А Гарюха – это Егорка Бунимович. Только здесь ФИО – не в чести. Это ты в школе и в бухведомости типа Серафим Кедринский или там Макс Лехницкий. А туточки – забудь.
– Тут прозвища или ники – иногда, – поддержал Серафим. – А я не хочу на кличку отзываться. У меня есть имя, которое у Бога написано, под этим именем он меня знает. С чего мне на какие-то иероглифы отзываться?
– Порти себе житуху, порти, – отозвался Певунец. – Мало тебе по уху дают. Ещё хочешь. Ты, часом, не этот… мазохист?
– Точно не мазохист, – ответил Серафим. – Я православный христианин.
– Ну, а чё тебя Бог от этой лабуды не спас, если ты Егошный? – съязвил Певунец. – Ты ж говорил, Он Своих знает, привечает и прочее, прочее?
– А Он не только привечает, – охотно ответил Серафим. – Он ещё испытывает на прочность. Испытанье пройдёшь – на Небо попадёшь.
– И сколько таких испытаний нужно? – заинтересовался Enter.
– Сколько Бог пошлёт для твоего спасения, – ответил Серафим. – Тебя как звать?
– Enter.
– А по-настоящему?
– Ну… Денис… Лабутин.
– Вот и не забывай, – посоветовал Серафим.
– Ты, Кедраш, болтай, да не убалтывай, – вдруг ввязался в разговор Гарюха – Егор Бунимович. – Не все такие сильные, как ты. Тебя вера поддерживает, а его – что? Комп ему не дадут, а без игр он в депресняке, хоть в петлю.
– Я могу его поддерживать! – заявил Серафим, сев на кровати.
– Сбрендил, Кедраш?
Певунец повертел пальцем у виска.
– Я Серафим, а не Кедраш.
– Ага. Ты Коту Базилио это скажи, – пробурчал Певунец.
– А я говорил.
– Да?! – удивился Певунец. – И чё?
– Ничё. Получил по загривку.
Серафим пожал плечами.
– Ну, и что?
Он глянул прямо в глаза Певунцу.
– Ну, и что? – тихо повторил и улыбнулся. – Это же всё мелко.
– Ты даёшь! – только и сказал Певунец.
Прищурился на потолок, замурлыкал под нос:
– Горы дикие и высокие, горы длинные и далёкие… Заберусь на вас, покорю я вас, ах, увидел вас я в недобрый час…