Интернат
Шрифт:
– Михал Натаныч! У нас драка наверху! Enter ультиматум… а потом Лариска… а Enter к «старшакам»… Они его – бац! Бац! И кранты! А мы сразу не пошли… Думали – забыт ультиматум. А пришли – он в отрубе уже. Мы ка-ак навали-ились! А с Enterом Кирка сидит, Валькина сестра… А надо ж здравпункт вызвать, да?
Галайда, мрачнея, быстро нажал пару кнопок на сотовом, дождался ответа, коротко сказал:
– Гриша. ЧП. Скорей – как только можешь. У тебя ведь службы сейчас нет?.. Скоро будет? Успеешь, до неё полтора часа… Меньше?.. Гриш… Дети гибнут.
Они помчались на второй этаж. Первым делом Галайда вылил на бойцов воду из графина. Отфыркиваясь, недоумённые сорванцы приостановили свою разборку.
Кира сидела возле Дениса, но уже не гладила его по голове и не разговаривала, а смотрела широко открытыми синими глазами в солнечный проём окна, будто видела в лучистом свете свою радужную страну с бабочками и стрекозами и не хотела возвращаться из неё обратно, в мир разрушения и пустоты.
Она очнулась и перевела чуть удивлённый, словно издалека пришедший взгляд на суетящегося Галайду, который, вылив на дерущихся воду из графина, молча разбросал (откуда в пенсионере такие силы взялись?) мальчишек по углам и занялся Денисом.
– Живой, – удовлетворённо вздохнул он, ощупав парнишку.
– Конечно, живой, – сказала Кира с тем же, словно издалека, лёгким удивлением. – Если б не живой, я бы не смогла тут…
– Что не смогла? – спросил машинально Михаил Натанович, не ожидая, что ему вразумительно ответят.
Кира и не ответила.
Появились воспитатели, которые во время драки пили у себя в комнатах чай и не торопились высовываться на характерный шум. Едва затихло – высунулись живёхонько.
– Что у вас тут произошло? – строго нахмурились, радуясь, что не им пришлось разнимать опасных в запале воспитанников.
– Ничё у нас тут не произошло, – огрызнулся Шучик.
– Играем! – зло выкрикнул Олег Шибанов.
– Ага! Делать больше нечего! – поддержал гипотезу Федя Абачев.
Младшие перекидывались фразами, будто красными пылающими мячиками. Галайда всех перекрыл:
– Вызывайте врача, хватит галдеть! Чего рты раззявили безо всякого толку?!
Кто-то из взрослых с любопытством уточнил:
– А что такое? Кому врача?
– Лабутину врача! И, я думаю, с обеих сторон есть, кому он понадобится! – неожиданно рявкнул Галайда.
Он хотел отнести Дениса в здравпункт, но спохватился: мало ли что задето; вдруг нельзя двигать? И лишь сбегал в ближайшую спальню «старшаков», принёс оттуда одеяло и укрыл мальца, чтоб хоть немного его согреть.
– Вызвали «скорую»? – коротко спросил он воспитателей, лениво растаскивавших воспитанников по спальням.
Те пожали плечами. Появились любопытствующая Душкова и озлобленные директор интерната и его зам.
– Что у вас случилось? – чуть громче, чем обычно, вопросила Люция Куртовна, играющая улыбчивыми ямочками на полноватых румяных щеках. – Что за странное побоище? У вас тут наглядный урок по истории? Опять Александра Невского проходите?
–
Кто-то мощный поддержал Надю, когда она споткнулась. Она подняла голову и узнала священника, который начал преподавать в интернате историю.
– Здрасти, – буркнула она.
– Здрасти.
Голос отца Григория поразил девочку непривычной силой и яростью.
– С тобой всё в порядке?
– Более или менее, – скептически признала Надя. – Многим хуже. А Денис Лабутин без сознания. С ним Кира и Михал Натаныч.
– Кира?
– Новенькая. Денисова любовь, – в двух словах рассказала Надя.
Отец Григорий пристально посмотрел на неё.
– Иди в здравпункт, пусть тебе все шишки и царапины обработают. Ты-то зачем в драку полезла? Ты ж девочка, драться не умеешь…
– А надоела такая гадская жизнь! – откровенно выпалила Надя. – Сколько можно измываться?! А драться не умею – да, не умею! И что? Дениска тоже не умеет, а пошёл в бой, и всё!
– А вы?
– А что? И мы пошли! – с вызовом ответила Надя. – Мы его что, одного бросим?! Ха! Не дождётесь! Мы в этом концлагере будем до конца теперь бороться!
И, выпрямившись, исполненная боевого духа, отправилась в здравпункт «зализывать раны». Отец Григорий оглядел честное собрание, стиснул зубы. Галайда деловито спросил:
– Гриш, ты «скорую» вызвал?
– Вызвал.
– Надо Якова, охранника нашего, предупредить, чтоб пустил.
Он оставил Дениса на пригляд отца Григория и поспешил на вахту. Крисевич и Пугинский проводили его неприязненными взглядами.
– Мы держим всё под контролем, Григорий Сергеевич, – высокомерно заявила Алла Викторовна. – Вообще не понимаю, почему вы здесь появились. Езжайте домой, мы сами разберёмся, по-семейному.
– Разобрались уже, вижу, – отрезал отец Григорий. – Гибнут дети, а вы цинично смеётесь на всю страну. А сейчас у вас безобразная драка. И есть жертвы. Кто будет отвечать за преступление против них? Опять не вы?
– Ну, Григорий Сергеевич! – упрекнула Алла Викторовна. – Это уже смешно! Какие преступления? О чём вы говорите? Идите себе в свою церковь, не мешайте профессионалам работать.
– А вы знаете, как сейчас назвали интернат? – поинтересовался отец Григорий.
– Ну, как? – пожала плечами Крисевич.
– Концлагерем.
На белых щеках белобрысой Аллы Викторовны мгновенно вспыхнули красные пятна.
– Кто это сказал?! – проскрежетала она.
– Думаете, это важно? – удивился отец Григорий.
– Конечно, важно! Что это за клевета?! Ложь будет наказана по справедливости!
– А мне кажется, это реальное в'uдение детьми ситуации в интернате, – парировал отец Григорий. – И наказывать тут не за что.
Наконец, в разговор вступил зам. Наступая на священника, вынуждая его отходить к лестнице, Георгий Николаевич раздражённо говорил: