Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
Больше не ушел никто, но и особого воодушевления в их взглядах не заметил — только подступающую панику. А затем смуглый кудрявый мальчуган шагнул вперед и бодро произнес:
— Отец говорил мне, что Дар — это не право, а обязанность. Что сильный должен защищать слабого, а маг — их обоих. Что мы созданы богами для борьбы со злом во всех его проявлениях… Мой отец погиб, но остался верен своим идеалам. И я не посрамлю его память. Мне всего пятнадцать, я почти ничего не умею, но все равно остаюсь. Ведь если мы струсим перед лицом беды,
— Я тоже остаюсь, — из строя вышла девушка постарше — бледная, вспотевшая, но сердитая, как тигрица. — Здесь мой дом. И здесь мои друзья, и далеко не все из них колдуны. Если я не защищу их, то никто не защитит.
— О чем мы вообще спорим? — вперед вальяжной походкой вышел тощий щеголь и сунул руки в карманы. — Мы что, собирались всю жизнь упражняться на чучелах? Вот уж дудки. Лично я — в деле.
— Я тоже.
— И я!
— Черта с два им, а не город!
— Зададим гадам жару!
— О… это я умею!
Магистры и ученики обступили нас тесной гомонящей дугой. И чем ближе они вставали, чем громче грозили супостатам, тем быстрее на смену страху приходила та самая благородная ярость, что не раз переламывала ход казалось бы проигрышных ситуаций.
Но боевой дух — далеко не залог успеха, хотя и неотделимая его часть. Теперь надо грамотно распорядиться вверенными силами, чтобы свести потери к минимуму, но в то же время решить главную боевую задачу.
И когда уже собрался разделить чародеев на отряды и вкратце объяснить тактику, с лестницы пулей сбежал Альберт и крикнул:
— Гектор, Рита! Скорее в лазарет!
Девушка дернулась, как от пощечины, и закрыла рот ладонью. Я взял спутницу под руку и повел к лифту, пытаясь подобрать нужные слова.
Чтобы поднять приунывших солдат в бой — много ума и таланта не требуется. А вот когда предстоит объяснить дочери, матери или сестре, что их близкий навеки заснул в цинковой колыбели, тут уж язык сам собой прилипает к небу.
Но когда мы поднялись на нужный ярус, то увидели у палаты вовсе не Андрея, как ожидали, а Генриха. Живого и почти полностью выздоровевшего — от жуткой раны на шее остался бурый след, похожий на легкий ожог. Но к чему тогда спешка? И почему в глазах парня столько тревоги и боли?
— Гектор… — Кросс-Ландау заступил мне дорогу и взял за плечо. — Я не знал — клянусь. Я был без сознания. И ничего не мог сделать.
— Все в порядке, — обогнул старика и вошел в палату.
На койке, что вполне могла стать для адмирала смертным одром, теперь лежал «Чехов». Подле него на коленях сидела Афина, прижимаясь щекой к побелевшему запястью и мелко дрожа всем телом. Марк стоял у окна, мял в пальцах незажженную сигарету и утирал жгучую влагу со скул.
На груди целителя лежала сложенная вдвое записка.
Сын мой. Это решение далось мне с легким сердцем. Потому что оно — единственно правильное. Так уж сложилось, что в грядущей
С ним у вас куда больше шансов победить. Ведь каждый полезен в силу своих возможностей. Я свой долг исполнил. И жалею лишь о том, что обстоятельства не позволили попрощаться иначе, кроме как этим коротким письмом.
Я люблю вас. И горжусь вами. И раз уж беда пришла в наш дом, раз уж боя не избежать — деритесь до конца. Вот мое благословение.
Глава 38
На траур времени не осталось. Некогда грустить, иначе потерь будет несоизмеримо больше.
Поэтому оставил Афину и Марка с отцом, а сам вернулся в холл и велел волшебникам разбиться на отряды по три человека с таким расчетом, чтобы в состав каждого входил как минимум один старшекурсник или преподаватель.
Назначил их командирами и поставил боевую задачу — занять этажи от первого до последнего и окружить вверенные зоны колдовскими щитами.
И не снимать до моего прямого распоряжения, а связь поддерживать с помощью «радистов» — самых юных учеников, которые должны с помощью «воздушного телефона» соединить отряды в сеть с непрерывным коннектом.
В итоге получилось шесть боевых единиц — как раз по числу ярусов в шпиле с учетом главного здания. В мою группу вошли Генрих и Рита, и мы заняли кабинет ректора, как самую высокую и наиболее уязвимую точку, попутно являющуюся превосходным наблюдательным пунктом.
С высоты мы видели, как серый змей неспешно продвигается в сторону порта, снося все и всех на своем пути. Ни пушки, ни ружья не могли повредить его стальную чешую. Ни завалы, ни баррикады не могли остановить медленного, но неумолимого продвижения.
И даже динамитные шашки, что бросали самые отчаянные защитники, без малейших проблем отражались силовыми полями. А с учетом того, что манородных почти в три раза больше, окружить вагоны заслонами — плевое дело, даже не вспотеют.
И потому свободные силы ублюдки тратили на хаос и разрушения, снося не только заставы на дороге, но и все окрестные дома.
Наверное, таким образом якобы пытались избавиться от коттеджей и особняков богатеев, но при том не очень-то целились, и под ударами бортовых батарей складывались и бараки, и многоэтажки.
И под завалами наверняка оставались люди — те самые, что должны были встречать Николь цветами и овациями. Но беднякам некуда бежать, у них нет ни машин, ни коней, ни денег на билеты.
А значит, все разговоры о борьбе с дворянами ради общего блага — чушь собачья. И Тесла попросту преследует свои жалкие и корыстные цели, словно шаблонный сумасшедший ученый, мечтающий о мировом господстве.
Там, где ползло стальное чудовище, разгорались пожары, а чудом уцелевшие жители бежали прочь, сломя головы.