Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
И некогда красивая и соблазнительная женщина превратилась в олицетворение смерти, а скрюченные пальцы и черное платье лишь подчеркивали образ неминуемой погибели.
Давление то усиливалось, то слабло — в зависимости от того, шла ли убийца или стояла на месте для коротких передышек.
В такие моменты я пытался накрыться хоть каким-нибудь щитом, но заслоны лопались один за другим — все-таки я не манородный, и тягаться с архимагом на равных не получится.
Софья меж тем подковыляла вплотную, надавила коленом на живот и вцепилась
— Это все из-за тебя… — прошипела Распутина. — Ты принес нам беду. Лучше бы ты сдох на том дирижабле…
Близость и беспомощность цели подстегнули ненависть, ненависть ослабила концентрацию, а вместе с ней — и нажим. Я смог шевелить рукой до локтя, и первым делом зашарил по полу в поисках осколка стекла или куска кирпича, чтобы отбиться от сумасшедшей.
Но как говорится, искал медь, а нашел золото — точнее, холодный изгиб револьверной рукоятки. Оружие в изобилии валялось вокруг после бегства солдат, так что ничего удивительного в находке нет.
Вот только силы почти покинули тело, и погружаясь в пучину небытия, я добрался до спускового крючка и выстрелил в стену.
Грохот пробился сквозь шумовую завесу и привлек внимание соратников — еще бы, кому это взбрело в голову палить в тылу, и зачем? И когда увидели, что происходит, чуть не потеряли дар речи.
Повезло, что Генрих вовремя проявил похвальную расторопность — как ни крути, а у бывалого вояки реакция получше, чем у кузнеца и помещика.
Адмирал бросился к волшебнице, но вместо того, чтобы достать саблю и рубануть промеж ушей, схватил за плечи и попытался оттащить от меня. И миг спустя впечатался в стену, отброшенный воздушным тараном.
— Что… ты делаешь?! — процедил Генрих, борясь с нарастающим ветром.
— Убийцы! — не своим голосом выкрикнула Софья. — Вы убьете моих деток! Но я не позволю! Не отдам!
— Она сошла с ума! — крикнул я, и ослабший было пресс тут же вдавил в пол.
— Нет… — Распутина сгорбилась и вытаращила бешеные глаза. — Это вы безумцы! Это вас надо остановить!
Кто знает, что творилось раньше в голове у колдуньи, что четыре столетия утопала в интригах и заговорах, но теперь архимаг окончательно слетела с катушек.
Ее великую силу попрала шайка нищих неудачников, а угроза неминуемой смерти поставила жирную точку в анамнезе.
Стресс, страх и когнитивный диссонанс от чувства внезапной беспомощности выбили из ментального равновесия, и шарики полностью заехали за ролики.
И цацкаться с ней уже бесполезно — нужно как можно быстрее обезвредить и продолжить оборону, пока еще есть смысл драться за вокзал.
Вот только в отличие от ума, силы колдунью не покинули, и Софья сумела дать отпор. К счастью, Генриха тоже не пальцем делали — адмирал выхватил объятую ослепительным светом саблю и рубанул перед собой, отсекая непрерывную воздушную струю и одновременно заслоняясь щитом от нового натиска.
Однако Распутина разошлась не на
И это с учетом того, что атаки в разы слабее обычного — все-таки сумасшедшая изрядно выдохлась и едва держалась на ногах.
Но камень, как известно, вода точит, и постоянные удары и взрывы неминуемо разрушат вокзал. Вот только помочь мы ничем не могли — Хмельницкий и Пушкин сдерживали поезд, а меня все еще прижимало к полу.
Вся надежда — на старика, который тоже не отличался бодрой свежестью. И все равно не отступал перед заведомо более могучим соперником, размахивая саблей так, что клинок сливался в единое сияющее полотно.
От него как от щита отскакивала вся магия, и Кросс-Ландау продвигался вперед — потихоньку, шаг за шагом, как в жуткую бурю, скрипя зубами и обливаясь не только потом, но и кровью. Из носа и уголка рта скатились бурые струйки, намекая на чрезвычайное телесное напряжение.
Софья же, несмотря на усталость, умудрялась держать под контролем нас обоих. И Генрих не придумал ничего иного, кроме как снова воззвать к океану и пожертвовать малым, чтобы спасти большее.
Водяное щупальце пробило боковую стену и хлынуло на второй этаж, сметая все на своем пути. Собственно, всем оказались только тела солдат, оружие, мусор и я — остальные продолжили стоять в окружении барьеров.
Поток вынес меня на лестницу, а оттуда — кубарем на первый этаж, где врезал в перевернутый вагон. Адмирал не управлял волной — экономил ману, и потому пришлось хорошенько покувыркаться и приложиться плечом об измятую сталь. Но ушибы и ссадины (да пусть даже риск сломать шею) — справедливая цена за спасение.
Шум наверху только нарастал, пока я карабкался в грязи, поскальзывался на плитке и пытался встать.
Сполохи неистово били по глазам, а мельтешащие в каплях отсветы доводили до тошноты.
Уж молчу про мечущиеся повсюду тени и силуэты — был бы эпилептиком, точно поймал бы припадок.
Подобрав револьвер, со всех ног бросился обратно. Мокрая одежда тяготила, как вериги, сдавленные легкие не давали вдохнуть полной грудью, голова шла кругом.
У лестницы споткнулся и упал, рассадив лоб об ступеньку, но пополз, обламывая ногти. Встал, покачиваясь и жмурясь от невыносимой феерии.
От жужжания ныли зубы, от рева дрожало все тело, но я шел, опираясь на поручни, а порой карабкаясь на четвереньках.
И когда до цели оставались несколько шагов, все светопреставление внезапно стихло. Но кто победил? Страх за друга придал сил, и я наконец поднялся на этаж. И увидел две фигуры, стоящие на коленях друг напротив друга.
Кросс-Ландау двумя руками держал саблю, пронзившую грудь Распутиной насквозь. Софья же наполовину вонзила пальцы в обугленную шею старика, из которой словно выгрызли кусок увесистый кусок.