Инвестор. Железо войны

Соболев Николай

Б-р-р…

Панчо и доктор ушли договариваться о транспортировке в Овьедо, а я опять задремал, но вскоре меня разбудил Игнасио.

В накинутом белом халате и с беретом, который он непрестанно мял и крутил в руках.

— Как вы, сеньор Грандер?

— Спасибо, Игнасио, гораздо лучше! Очень вовремя вы нас довезли. Я могу вас чем-то отблагодарить?

Он отказался — христианский долг, наша награда на небесах и все такое, но осторожно поинтересовался, что делать с самолетом.

Вытаскивать «белянку» — это целую экспедицию снаряжать, к тому же неясно, насколько она пострадала и возможно ли восстановление. Разве что двигатель? Но он как

раз принял первый удар, овчинка выделки не стоит.

— Забирайте с него все, что нужно, я его вывозить не буду!

— И мотор? — осторожно переспросил Игнасио.

— Да, мотор тоже. Все забирайте, — сделал я широкий жест, но тут же опомнился: — Ну, только если личные вещи найдете.

— Мы передадим, если что! — заверил Игнасио. — А из двигателя локомобиль сделаем!

— Он прожорливый…

— Ничего, у нас есть механик, он наладит!

Санитарный фургон выехал из ворот университетской клиники и провез нас через центр Памплоны. Мы успели полюбоваться на мощную бастионную цитадель, смешные трамвайчики и Гранд-Отель на площади Святого Франциска. Вполне приличный город, я думал, будет хуже — видимо, пока остальная Европа резала и душила друг друга в Первой мировой, тут пустили деньги на строительство. Подшаманить некоторые здания, конечно, не помешало бы, но с политическим кавардаком последних лет не до косметики.

— Жаль, не сезон для энсьерро, — заметил Панчо, когда мы проезжали монументальную арену Plaza de Toros.

— Тебе лишь бы пожрать, — подколол я друга.

— Энсьерро не едят, а бегают, — наставительно заметил Панчо. — От быков.

Блин, это же знаменитая наваррская «антикоррида», когда стадо тупорогих удирает от стада полорогих. Кончается все обычно травмами, а порой жертвами — лет пять назад вообще дюжину человек похоронили. Отличное развлечение, ей-богу.

Доктор из нашей больницы в Овьедо сумел убедить Панчо, что везти травмированных по горным дорогам на автомобиле — так себе идея, и встретил нас на станции, где ждал мой поезд, временно переоборудованный в санитарный — с врачом, медсестрой, аптекой и даже кислородной подушкой.

А раз доктор сказал лежать, то кто я такой, чтобы спорить? Устроился в салоне, то есть в палате и спросил наблюдавшего за моими телодвижениями Панчо:

— Что на заводе?

— Поначалу не поверили, потом запаниковали.

— С чего это?

— Вдруг помрешь, а без тебя все прахом пойдет, и никто больше не будет с ними нянькаться.

— Не дождетесь. Еще что?

— Еще поймали трех поджигателей в засаду, допросили…

— Не вместе?

— Обижаешь, как Лавров учил. Все трое показали на Абехоро.

Я даже привстал на кровати.

— Ты не дергайся, лежи спокойно. Акцию готовим, тебя ждали, вот теперь не знаю…

— Решим.

— Jefe… — тихо донеслось со второй кровати, где лежал загипсованный Сева. — Jefe… Куда… нас везут?

— Домой, в Овьедо, лечиться.

— А я летать… буду?

— Это у докторов спроси.

— Я, — Сева сморщился и застонал, но договорил, — без самолетов… не смогу…

— Ничего, на земле инструктора тоже нужны.

Под уютный стук колес я понемногу задремал, но сновидений с венчанием на царство не увидел. Вечером проснулся и понял, что хочу есть. Скорее даже жрать — но злой доктор разрешил только протертую фигню, как Севе.

— Jefe, по гроб жизни!

— Чего это?

— Вы меня из самолета вытащили и до людей доволокли!

— Не я, баски.

— Мне Панчо рассказал! Я вам жизнью обязан!

—

Ешь давай, не разговаривай.

Сам-то он есть не мог, но медсестра уловила мою интонацию и ловко всунула в Севин рот ложку.

Встречали в Овьедо без малого с оркестром — когда поезд встал в конце заводской ветки, к нему ринулась делегация человек в пятьдесят рабочих. Но первым успел Сурин, с тревогой глядя мне в глаза — все ли хорошо, не будет ли изменений в бизнесе?

Успокаивал, пожимал руки, говорил, что все в порядке, хлопал по плечам и улыбался, улыбался, улыбался — пока не разглядел стоявшую позади Габи. Липкий страх накрыл меня — так быстро попасть в Овьедо она могла только на самолете! А если бы она тоже…

Она стояла с независимым видом, уже в конце подошла со словами поддержки и только у меня дома, когда я прогнал всех, дала волю чувствам.

Тугая пружина, державшая ее, лопнула, Габи без сил опустилась на диван и разрыдалась. Сразу позабыл про все мои болячки и долго обнимал, гладя по голове и спине. Успокоилась она только после того, как я догадался спросить о делах в школе. Слезы прекратились и быстро высохли, а сеньора Уберно, все более воодушевляясь, изливала на меня подробности процесса внедрения новейших педагогических методик.

Она там все обучение перевернула, аргументируя неоспоримым принципом «Взрослые — не дети». Ребенка ведь учить проще, он любопытен по определению, открыт всему новому, а над взрослым довлеет опыт и суровые жизненные обстоятельства. Вот она и реорганизовала все, начиная от набора групп с разным уровнем образования до создания новых заданий с ориентацией на работу завода. То есть вместо «В жаркий день шесть косцов выпили бочонок вина за восемь часов» теперь «Столярный цех на шести станках выделывает двадцать нервюр за смену». Вся работа в учебных мастерских сопровождается подобными задачами — определить количество материала, составить заявку с обоснованием и так далее. Мало того, она, наглядевшись на мои мозговые штурмы, устраивала нечто похожее для учеников. Вот как они там друг друга не поубивали на дискуссии по испанской истории XIX века, не понимаю. Или CNT сподобилось подсунуть мне идейно-однородный контингент?

А еще она дорвалась до учебных приборов, и школы обзавелись электрофорами, эпидиаскопами, моделями ДВС, комплектами химической посуды, реактивами, демонстрационными электромашинами и еще черт знает чем. А ее «головная» школа еще и фотолабораторией. Во всяком случае, я теперь понимал, зачем наш киноман Панчо воткнул в список оборудования для школ аж двадцать кинопроекторов. Вопрос только, где брать учебные фильмы в достаточных количествах — я что-то сомневаюсь, что их снимают в Испании. Но можно обойтись и американскими с переводом, да в конце концов, можно просто крутить кино!

Добавить к этому практику обучения наиболее успевающими старшими младших, и можно начинать бояться — где, блин, эта девчонка двадцати двух лет всего этого набралась? Вряд ли в учительской семинарии… Хотя кое-что ей могли подсказать инженеры, особенно молодые — ни секунды не верю, что у нее в Барселоне не образовалось кружка поклонников.

В качестве бонуса, после того, как Габи помянула логарифмические линейки, угольники и транспортиры, я вспомнил офицерскую линейку — статусная вещь для школьника моего поколения и незаменимая для штабиста. Надо будет отписать Триандафиллову, он же замнач Штаба РККА, ему и карты в руки — разработать да запустить в производство недолго, а целлулоид в СССР наверняка есть.