Инженер Петра Великого
Шрифт:
Я понемногу осваивался в столице. Город строился, шумел тысячами голосов. Научился ориентироваться в этом лабиринте улиц и каналов вокруг завода, раздобыл себе одежду поприличнее (спасибо Орлову, помог выбить мне небольшое жалованье как «мастеру по особым поручениям»), даже завел пару осторожных знакомств среди немцев-мастеров, у которых можно было подсмотреть какую-нибудь заморскую фишку или достать нормальный инструмент. Жизнь, конечно, была не сахар — пашешь от зари до зари, жратва паршивая, вечная питерская сырость, — но по сравнению с первыми неделями в Туле это был почти курорт. Главное — у меня было дело,
И вот, когда я уже начал думать, что наступило затишье и можно спокойно доделывать станок и замок, меня снова дернули. На этот раз посыльный прибежал не от Шлаттера, а из самой Артиллерийской Канцелярии, что на Литейном дворе. Велели явиться немедленно к генералу артиллерии — тому самому, что меня принимал, когда я приехал. Сердце екнуло — чё опять? Неужто кто настучал? Или проверка какая?
Надев свой лучший (и единственный) приличный кафтан, я попер на Литейный. Капитан Краснов, адъютант генерала, встретил меня уже без прежней снисходительности, скорее, как равного, хотя и по званию ниже плинтуса.
— А, Петр Смирнов! Проходи, тебя ждут. Дело важное есть.
В кабинете генерала, кроме него самого и Краснова, был еще один мужик — морской офицер в синем мундире с золотыми нашивками, походу, капитан первого ранга. Лицо обветренное, суровое, взгляд прямой и жесткий.
Генерал кивнул мне, показал на стул.
— Здорово, Петр. Вот, познакомься — капитан первого ранга Головин, Степан Игнатьевич. Служит на флоте нашем Балтийском, под началом самого Государя корабли строит и воюет. А приехал он к нам с бедой великой. Расскажи, Степан Игнатьевич.
Морской капитан кашлянул и посмотрел на меня выцветшими голубыми глазами.
— Беда, да… — начал он хриплым голосом. — Воюем мы со шведом на море. Корабли строим новые, пушек на них ставим всё больше. А толку порой — хрен да маленько. Шведские корабли, особенно линейные, борта у них крепкие, дубовые. Наши ядра их часто не берут! Отскакивают, как горох от стенки! Или застревают в дереве, не пробивая. А ихние пушки — бьют кучно, ядра у них каленые бывают, поджигают наши корабли только так. Теряем мы людей и корабли, Смирнов, теряем! Государь гневается, требует дела!
Он говорил с горечью, аж кулаки сжимал. Видно было, что для него это не просто служба, а вся жизнь.
— Пробовали мы пушки помощнее ставить, — продолжал Головин. — Да только чугун наш… сам знаешь, поди, какого качества. Рвет их часто! На корабле это — смерть верная! Осколками и своих побьет, и пожар устроит. Бронзовые получше будут, да дорогие, заразы, меди и олова на все не хватает. Да и они шведскую броню не всегда прошибают.
Генерал кивнул.
— Вот какая задача перед нами стоит, Петр. Нужны нам для флота пушки особо мощные. Такие, чтобы шведский борт проламывали наверняка. И чтоб сами при этом не рвались. Может гаубицы какие? Чтоб не ядром били, а бомбой разрывной? Да только как их на корабле закрепить, чтоб отдачей палубу не разнесло? Да и точность у них… сам понимаешь.
Он посмотрел на меня выжидающе. Я переваривая услышанное. Задачка посложнее сверлильного станка. Речь шла уже не об улучшении качества, а о создании принципиально нового типа морского оружия, способного решать конкретную задачу — пробивать броню
— Или, может, — генерал понизил голос, — не в пушках дело? Может, сами снаряды хитрее сделать? Чтоб при ударе взрывалось? Или каленое ядро как-то по-умному метать?
Он снова замолчал, ожидая моей реакции. Я чувствовал на себе взгляды всех троих — генерала, морского капитана, адъютанта. Они ждали от меня ответа, ждали чуда, ждали, что я, «тульский самородок», сейчас выдам им готовое решение.
— Дело… серьезное, ваше превосходительство, — проговорил я, тщательно подбирая слова. — С ходу тут не решить… Думать надо… Пробовать…
— Вот и думай, Петр! — генерал хлопнул ладонью по столу. — Думай! На то тебе и голова дана! Задача ясна: нужно средство против шведских кораблей. Мощное, надежное. Пушка ли то будет новая, снаряд ли каленый — решай сам! Даем тебе волю! И ресурсы дадим, какие сможем. Мастеров толковых подключим, если надо. Но чтоб результат был! Флот ждет! Государь ждет! Понял задачу?
— Так точно, ваше превосходительство, — ответил я, чувствуя, как на плечи навалилась новая, неподъемная, казалось, глыба. — Постараюсь уразуметь… и попробовать…
— То-то же. Иди. Капитан Головин тебе все подробности про шведские корабли и нашу нужду расскажет. А ты, Краснов, пригляди, чтоб ему не мешали. И докладывай мне об успехах. Всё, идите.
Мы вышли из кабинета. Капитан Головин тяжело вздохнул.
— Ну, Смирнов… Надежда теперь на тебя… Удиви нас. А то худо нашему флоту придется…
Новая задача. Осадная или корабельная артиллерия. Бомбы, каленые ядра, пробивание брони… Это было уже совсем другое поле. Масштабное, сложное, ответственное. И невероятно интересное для меня как для инженера из будущего. Голова шла кругом от открывшихся перспектив и от понимания всей сложности задачи.
Задачка, которую подкинули генерал с морским капитаном Головиным, была, мягко говоря, не из легких. Одно дело — улучшить литье ядер или обточить цапфы на мелкой пушке, и совсем другое — создать пушку, которая проломит дубовый борт шведского линкора, да еще и сама при этом не разлетится к чертям. Или придумать такой снаряд, чтобы врагу мало не показалось, посильнее обычного чугунного шара.
Я засел в своей каморке, которая теперь больше походила на берлогу алхимика — везде валялись куски металла, тигли, мои каракули на бересте и бумаге, инструменты. Капитан Головин перед отъездом на флот подробно мне расписал про шведские корабли — толщину бортов, как они примерно устроены, про их пушки и снаряды. Рассказал и про наши проблемы — про ядра, что отскакивают, про пушки, что рвутся. Картина вырисовывалась, честно говоря, хреновая.
Первое, что лезло в голову — сделать пушки больше и мощнее. Но тут же упираешься в прочность. Мой «улучшенный» чугун выдержал тройной заряд в мелком стволе, но как он себя поведет в здоровой пушке, где нагрузки в разы больше? Масштабировать технологию плавки было непросто. Одно дело — переплавить пару пудов лома в маленьком тигле с известняком, и совсем другое — выплавить несколько тонн качественного чугуна в большой печи. Тут нужен был точный расчет шихты, контроль температуры на всех этапах, равномерная добавка флюсов. А как этого добиться с местным оборудованием? Плавильщики работали «по чуйке», печи были старые, контроля — ноль.