Инженер Петра Великого
Шрифт:
Орлов подошел к верстаку, взял монеты, осмотрел. Взял бумажку с каракулями.
— Монеты… голландские, похоже, или гамбургские… — пробормотал он. — А это… — он повертел бумажку, — какая же это шифровка? Это, господа, похоже на счет из портовой лавки! Цифры да значки торговые! Я такие видел, когда припасы для флота принимал!
Клюев аж обалдел.
— Как счет? А деньги? Откуда у него голландские деньги?
— А вот это вопрос интересный, — Орлов снова посмотрел на меня. — Ну, Смирнов,
— Не мое это, ваше благородие! — твердо сказал я. — Подбросили! И знаю даже, кто! Вон, глядите! — я указал на мешочек. — Мешок этот… с клеймом! Буква да якорь! Я такие у смотрителя Воробьева видел! Он в них мелочь всякую ссыпает со склада! Видать, от товара заморского тара остается! Пусть Воробьев скажет, его ли это клеймо? И пусть объяснит, как его мешочек с деньгами да счетом ко мне под верстак попал!
Орлов взял мешочек, рассмотрел клеймо.
— И правда, клеймо торговое… Голландское, кажется… Воробьева сюда! Живо!
Послали за Воробьевым. Тот приплелся бледный как смерть, с перепуганной рожей. Увидев мешок в руках поручика, совсем скис.
— Твое клеймо, смотритель? — строго спросил Орлов.
— Мо… мое… ваше благородие… — пролепетал Воробьев. — То есть, не мое, а… с товара… мешки такие приходят… с гвоздями там, с канатом…
— А как же твой мешок с деньгами да счетом заморским у Смирнова под верстаком оказался? А? Не ты ли ему их подбросил, собака, чтоб извести человека да следы своего воровства замести?! Ну?! Говори!
Воробьев затрясся, рухнул на колени.
— Не я, ваше благородие! Помилуйте! Это всё Клюев! Он велел! Сказал, надо Смирнова этого убрать, больно умный стал, мешает нам! Велел монеты эти подкинуть да бумажку какую… А я что? Человек подневольный…
Клюев покраснел от злости и страха.
— Врешь, собака! Клевещешь на меня!
— А ты молчи, обер-мастер! — оборвал его Орлов. — Ясно тут всё! Интриги плетете, воруете, да еще и человека невинного погубить хотите! Под стражу обоих! В канцелярию их! Там разберутся!
Солдаты, уже без всяких сомнений, схватили Клюева и Воробьева и потащили их к выходу. Те брыкались, орали, валили всё друг на друга, но их никто не слушал.
Я стоял посреди каморки, пытаясь отдышаться. Пронесло. И не просто пронесло — я смог не только отбиться, но и вывести этих гадов на чистую воду. Легенда про деда уже не работала, пришлось включить мозги и наблюдательность. И помощь союзника — поручика Орлова. Без него я бы хрен справился.
Орлов подошел ко мне, хлопнул по плечу.
— Ну ты даешь, Смирнов! Едва не угодил в самое пекло! Хорошо, что ума хватило зацепку найти да меня позвать. Ладно, не дрейфь. Этих голубчиков теперь прижмут как следует, не до тебя им будет. А ты — работай. Машину свою строй. Государю
Он подмигнул мне и вышел. Я остался один. Враги повержены, путь вроде бы свободен. Но легче не стало. Теперь я — фигура. Человек, который смог поставить на место обер-мастера и смотрителя, которого поддерживает начальство из столицы. Это давало новые возможности, но и накладывало ответственность. И наверняка я нажил себе новых, еще более опасных врагов.
Разборки после ареста Клюева и Воробьева прошли быстро, но жестко. Поручик Орлов лично доложил Шлаттеру, как всё было, предъявил и мешок с клеймом, и показания Воробьева, который, обосравшись от страха перед пытками, сдал Клюева со всеми потрохами. Шлаттер, хотя и немец педантичный, но интриги и воровство на казенной службе, видать, люто ненавидел. Клюева сняли с должности и отправили под следствие в Питер (откуда он вряд ли уже вернулся бы на завод), а Воробьева, как мелкую сошку, просто выпороли на конюшне и выгнали с завода пинком под зад.
Для меня же вся эта история обернулась чистым профитом. Во-первых, исчезли главные враги и саботажники. На место Клюева поставили другого обер-мастера, мужика постарше, без особых амбиций и, главное, напуганного судьбой предшественника. Новый кладовщик тоже оказался куда сговорчивее — получив взбучку от Шлаттера и зная, что меня негласно поддерживает Орлов, он теперь выдавал нужные материалы почти без задержек, старался не возникать и даже заискивал. Конечно, идеального порядка не настало, воровство и раздолбайство были тут хронической болезнью, но работать стало несравнимо легче.
Во-вторых, отношение ко мне на заводе резко поменялось. Слухи о том, как я «расколол» Клюева с Воробьевым, разнеслись моментально, обросли самыми фантастическими подробностями. Теперь меня считали человеком хитрым, опасным, который может и за себя постоять, и вывести на чистую воду кого угодно. Прежняя враждебность сменилась настороженным уважением, а то и откровенной опаской. Мастера и подмастерья при встрече кланялись ниже, в разговорах старались не перечить, иногда даже спрашивали моего мнения насчет плавки.
Поручик Орлов тоже стал относиться ко мне по-другому. Если раньше он видел во мне просто толкового парня, который может помочь делу, то теперь, похоже, разглядел что-то большее. Он стал чаще заглядывать ко мне в каморку, не только по службе, но и просто потрепаться. Расспрашивал про Тулу, про заводские порядки там, про мои идеи насчет оружия. Иногда приносил какие-то заморские журналы с картинками диковинных машин (я делал вид, что текста не понимаю, но картинки разглядывал с дикой жадностью). Он явно видел во человека с головой, с которым можно обсуждать серьезные темы.