Иоанна Хмелевская (Избранное)

Хмелевская Иоанна

После слив я влюбилась в шелковицу. Шелковичные деревья росли по обе стороны дороги. Шелковицу собирают так: на землю кладут простыню, потом трясут ветки. Шелковицу мне уже случалось пробовать, я была в восторге, но ничего более восхитительного я не ела: нектар и амброзия, а не ягоды.

Елена дала мне совет сократить дорогу и, срезав угол, поехать через Карловку прямо в Красноград. Объясняла Елена как-то туманно.

— Там нет дорожного указателя, — озабоченно говорила она. — За Полтавой свернешь около такого… большущего куста…

Большущие

кусты буйно колосились вдоль всей дороги, и тем не менее, к моему удивлению, я не заблудилась.

В Карловке, в гостинице, нас поначалу не хотели принять, потому как не оказалось командировочных удостоверений, но в конце концов за три рубля шестьдесят копеек нам дали нормальный номер с ванной и туалетом.

Поехали мы на пляж. Вокруг нас сразу же собралась толпа — мы стали сенсацией, потому что иностранцы там не бывали. Русский народ сердечный, с нами хотели подружиться все.

Провели мы в Геническе день и ночь и снова двинулись в дорогу. У перекрестка с главным шоссе нас подстерегли менты.

Суровые стражи порядка начали с вопроса:

— Вы откуда? — грозно спросили нас.

— Из Геническа, — признались мы с готовностью.

— А почему вы были в Геническе? Туда иностранцам нельзя!

— А нам льзя! — гордо парировали мы, предъявив визы с множеством разрешений.

Визы эти были просто волшебными. Милиционеры тщательно изучили их, даже вверх ногами посмотрели, вернули, после чего вежливо отдали честь, пожелав счастливого пути, и признались, что караулили именно нас. Какая-то дрянь с дружелюбного пляжа стукнула — шляются, мол, подозрительные иностранные личности.

В Симферополе мы ходили по колено в ягодах. У меня и ноги, и туфли были красными — вишня падала с деревьев, и никого это не касалось. Я намекнула Елене насчет битвы за урожай, но Елена заверила — такое происходит ежегодно.

Вскоре мы добрались до Ялты, а оттуда рукой подать до Мисхора, где находилась дача Елены.

Елена, как я говорила, существо в некотором роде неадекватное, вследствие этого она решила во что бы то ни стало показать нам Севастопольскую панораму. Это было абсолютно запрещено. В прошлом веке Севастополь был военным портом, и нога иностранца туда не ступала.

Елена, однако, решила рискнуть. Она только велела нам держать рот на замке и не произносить ни слова. Пустились в путь мы на ее «Волге». Я особенно в Севастопольскую панораму не рвалась, знала только, что есть такая, и ладно, но понятия не имела, что это такое. Короче, я отправилась неохотно, во всяком случае, без энтузиазма.

А тут еще погода окончательно вывела меня из себя. Я же находилась в Крыму, вот и поехала на экскурсию в летнем платье, не захватив даже кофточки, а тут четыре с половиной часа пришлось стоять в ливень под протекающим навесом, на диком ветру. Я стиснула зубы, чтобы грубые ругательства не срывались с моих дрожащих от холода губ, а культуру и искусство я в этот момент видела в гробу в белых тапочках.

И всё-таки я не жалею, что

поехала! После того, как увидела панораму, я торжественно клянусь: стоило бы ждать даже в три раза дольше! Русские, по-моему, поссорились с головой — такой шедевр скрывать от мира!

Панораму обходят вокруг по галерее. Скульптура, натюрморт и живопись так органично спаялись в этом произведении, что я некоторое время пыталась понять, уж не живые ли лошади запряжены в повозку? Учитывая их неподвижность, я признала, что это все-таки творение рук человеческих. Всё вместе — шедевр, от которого захватывает дух.

Покинув Крым, мы на пароме поплыли в Одессу, а оттуда в Ужгород. В интуристовских гостиницах мы заплатили однажды двадцать четыре рубля за сутки, в другой раз — тридцать шесть. Диапазон цен просто-таки индийский: здесь пария, а там — раджа.

В неизвестной захудалой гостинице за два рубля с копейками администраторша умоляла, чтобы мы уехали до восьми утра, не то явится контроль, а здесь находиться иностранцам нельзя. Приняла она нас лишь потому, что сама была родом из Польши. Кроме «Интуриста», у нас везде требовали командировочные удостоверения — частным образом по стране не поездишь: а вдруг ты шпион или сбежал из тюрьмы! Как будто у шпиона не может быть командировочного удостоверения…

По дороге видели много интересного, а еще больше непонятного. Проезжали мы неизвестный населенный пункт, то ли поселок, то ли большую деревню, то ли мелкий городишко. Чисто, прибрано, красивые домики в палисадниках с цветущими желтыми георгинами. Палисадники большие, почти как наши участки. Асфальт гладкий, без ям, блаженный покой.

Я ехала не спеша, упиваясь этим благолепием. И вдруг увидела сцену, напоминающую битву под Грюнвальдом, — деревянную, выкрашенную зеленой краской сараюшку штурмовала дикая орда.

Я, естественно, заинтересовалась, поскольку еще в Киеве имела честь лицезреть в универмаге хвост в колонну по четыре и длиной в два этажа. Чудо, что люди в этой очереди друг друга не передавили, — давали немецкие шлепанцы. Мне подумалось, уж не раздают ли даром в зеленом бараке бриллианты размером с гусиное яйцо?

Я вылезла из машины и пошла разузнать, в чем дело, осторожно обходя стороной бушующую толпу.

Оказалось, что продавали всего лишь обычные, не совсем зрелые помидоры. Я подивилась: это в августе-то месяце…

Вскоре показался Днестр. Река нас восхитила: чистая, как хрусталь, а рыбы мелькали такие огромные, как акулы, у нас аж слюнки потекли — свежей рыбки мы не видели с самого начала нашей экспедиции. Я снова остановилась, к берегу на лодке как раз причаливал дядька. Мы бросились к нему.

— Скажите, нельзя ли тут купить рыбы?

Дядька задумчиво посмотрел на часы.

— Сейчас нет, — посочувствовал он. — Столовая только до шести открыта.

— Какая столовая, а из реки нельзя выловить? Рыбаков, что ли, нет?