Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
После моего возвращения из Алжира туда ринулась работать по контракту целая куча знакомых. Я сама их убеждала, в рамках борьбы с «Польсервисом».
«Польсервис» ничего не делал, только брал высокие комиссионные за посредничество, а в Алжире на месте я собственными глазами видела, как им нужны хорошие специалисты. Арабы требовали строителей. «Польсервис» в Варшаве ожидал мощных взяток. Если бы я поехала в Алжир, меня взяли бы с места в карьер на работу, но, честно говоря, я не хотела возвращаться к оставленной профессии. Зато я с радостью гнала в Алжир
Среди прочих в Алжир отправились Донат, муж Янки, Анджей, муж Боженки, и мое собственное дитятко, Роберт, муж Зоси.
Собственно говоря, контракт получила Зося, техник-архитектор, но поехала она с семьей, забрав восьмимесячную Монику.
В Алжире они поселились вместе с Ежи и Ивоной, и это оказалось ужасной ошибкой. Но арабы, во-первых, не предоставляли техникам отдельного жилья, а во-вторых, обожали укреплять семейные связи. Ежи перебрался из Махдии в Тиарет. Здесь опять нужно взять в руки книгу «Сокровища», потому что вся топография местности описана там подробно.
Через несколько месяцев Зося с Моникой вернулись, а на работу взяли Роберта.
Я же упорно оформляла вторую поездку в Алжир и тащила за собой Марека, которому хотела показать Европу.
Из Алжира пришла весть: Роберт живет в машине. О разногласиях между сыновьями я догадывалась и не удивилась этому обстоятельству, а вот Янка с Донатом меня, мягко говоря, поразили: ведь они жили в трехкомнатном домике. Я бы их Кшиштофа в машине не оставила…
У меня голова от забот шла кругом — дома болезнь Люцины, в Алжире дети. У Люцины болезнь прогрессировала, метастазы перекинулись в мозг. Я оставила ее на маму и, стиснув зубы, уехала вместе с Мареком.
Встречал нас Роберт. При виде дитятка, совершенно здорового, загорелого, как мартышка, я вздохнула с безграничным облегчением, и мы отправились в Тиарет через Кемис Милиану.
Буквально на следующий день после нашего приезда грянул сирокко, а я, не зная об этом, вышла из дома по делам. В город меня подбросил Ежи, я управилась с делами и направилась домой.
Тиарета я еще не знала, так как была там пару раз, исключительно на автомобиле. Поэтому мгновенно заблудилась.
Жуткая жара убивала на месте, сирокко забивал песком глаза и скрипел на зубах. Новые босоножки пытались отрезать мне палец на ноге. Оказавшись в четвертый раз на том же самом месте, около отделения полиции, я поняла, что сейчас забьюсь в падучей с пеной у рта. Потеряв терпение, я приняла мужественное решение и вошла в отделение.
Полиция — она и в Африке полиция. Пришлось им со мной помучиться, потому как я им заявила, что не знаю, куда иду, не знаю адреса собственного сына, но он живет в микрорайоне за железной дорогой около шоссе на Махдию, что неподалеку от кладбища. Они почесали в затылках: карта города висела на стене, но явно была служебной тайной, и в конце концов отвезли меня на маленькую площадь, описанную в «Сокровищах», прямо рядом с домом Янки и Доната. До моих детей оттуда было рукой подать. Дети мои не удержались от
— Ну вот, стоило мамусе приехать, как ее уже домой доставляет полиция.
Не знаю, что делал в это время Марек. Он бесил меня с первого дня пребывания. Он меня уверял, что интересуется всем миром, а вот Алжир смотреть не пожелал. Неинтересно ему. Действительно, жизнь здесь не сахар, но чушь, которую Марек нес, была для меня куда тяжелее. Он предлагал плюнуть на путешествие по Европе и возвращаться прямо в Польшу, потом сразу на следующий день ехать в Данию, где нас ждала Алиция. На всякий случай я не согласилась на это идиотское предложение.
На прогулку со мной он всё-таки пошел. В половине седьмого утра, потому как это было единственно приемлемое время. Точно той же дорогой шли Яночка и Павлик. В голове у меня зарождались новые сюжеты книги.
В целом всё наше путешествие оказалось на редкость неудачным, и я справедливо должна признать, что не во всем, конечно, виноват Марек. Он, естественно, внес достойный вклад в разрыв семейных отношений почти на год, демонстрируя свои капризы и в Марселе. Из Марселя мы отправились в Данию, а Ежи с семьей — в Бельгию.
Чем дальше, тем страшнее. В Марселе Марек вынудил меня посетить корабельный музей, чтобы эти корабли черт побрал. Мне хотелось спокойно посидеть в кабачке, за столиком с видом на порт, выпить бокал белого вина, но ведь нет, таких развлечений он не признавал.
В Париже меня обокрали в метро. Шайка воров устроила жуткую давку, и у меня из плетеной сумки слямзили кошелек, куда я по глупости сложила все деньги.
Из-за проклятого парижского вора мы направились в Биркерод на неделю раньше, чем договаривались с Алицией.
Алиции не было, она уехала в Лунд, к счастью, в доме находилась Стася, которая как раз собиралась гладить постельное белье. Алиция вернулась на следующий день, и я с облегчением вздохнула — оставила ее с Мареком и сбежала на бега.
Марек не сдался, осуждал все мои действия, подвергая жесточайшей критике — по сей день не знаю, почему. Ему всё не нравилось, а Дания оказалась грязной страной.
Через неделю пришло письмо от мамы — Люцина умерла, и нам нужно немедленно возвращаться. У меня приключилось помрачение ума, я не сообразила, что письмо шло недели три, и Люцину уже давно похоронили. Я почему-то приняла письмо как телеграмму, мы ринулись в порт и на следующий день отплыли паромом до Свиноуйстя.
На пароме у меня началась истерика, какой никогда не случалось в жизни. Я сидела в ресторане, давилась куриной печенкой и поливала ее горькими слезами.
Сердце мое охладело к Мареку почти бесповоротно. Не знаю, как на его месте поступил бы не только настоящий мужчина, а просто порядочный человек. Влил бы в меня рюмку коньяку, попытался расспросить, что случилось? Он же не сделал ничего. Сидел как камень с презрительной миной на неподвижном лице и осуждающе молчал.
В Варшаву я приехала в состоянии амока. Не знаю, как так получилось, но, не заходя домой, я отправилась к матери, которая уже немного пришла в себя после похорон Люцины. Она была очень удивлена моему приезду. У нее я наткнулась на Янку.