Иоанна Хмелевская (Избранное)
Шрифт:
— Никому не говори, что я уже тут, — попросила я мрачно. — Единственное счастье, пока никто не знает, что я дома. Может, отдохну с недельку.
Домой мы добрались в десять вечера, и тут зазвонил телефон. Боженка… Она только что узнала, что я вернулась.
Не надо было брать трубку, но я схватилась за нее по глупости, — и конец!
Еле-еле отцепившись от Боженки, я, пылая праведным гневом, позвонила Янке, вырвав ее из первого сна, и отчихвостила по первому разряду за то, что она сообщила о моем приезде Боженке. Я же просила никому не говорить! Доложила о моем приезде Боженке, хотя прекрасно знала,
Сонная Янка разозлилась, тут же перезвонила Боженке и сказала, что я устроила ей адский скандал за то, что она, Янка, ей сказала о моем возвращении. Нельзя же, мол, прямо сразу звонить человеку по возвращении! Боженка смертельно обиделась.
Прошло несколько лет, пока наши отношения кое-как наладились. А многолетняя наша дружба все-таки распалась.
Наш союз с блондином моей мечты тоже отдавал богу душу. Видимо, Марек выкинул очередной дурацкий номер, потому как меня стали терзать по телефону таинственные дамы, с таким определенным словарным запасом, что я не знала, что и думать. Терпение мое лопнуло, оковы дипломатии с треском разлетелись, и я закатила Мареку оглушительный скандал. Выложила ему всё, что о нем думаю, вполне сознавая, каковы будут последствия. Чувство справедливости я оставила лично для себя, потому что ведь сама лезла на рожон и добровольно притворялась идиоткой, никто меня не принуждал, а в моем возрасте пора соображать, что делаешь.
Божество, свергнутое с пьедестала, не выдержало и пошло к дьяволу.
Самое смешное во всей этой истории то, что я вовсе не планировала от него избавляться. Почему бы и не признаться? Напротив, я не хотела выпускать его из когтей, чтобы устраивать ему постоянные скандалы. Отыграться за четырнадцать лет кротости и терпения и припомнить ему всё его вранье. У Марека хватило ума сбежать и унести ноги живым.
Таким манером я избавилась от блондина моей мечты. Чтобы отвлечься, я занялась ликвидацией квартиры Люцины.
Меня отправили в командировку на Кубу. Там проводился конгресс детективов, пардон, авторов детективных произведений. Пригласили писателей из стран народной демократии, Центральной и Южной Америки и несколько человек со стороны.
На месте обнаружились разные разности. Во-первых, кубинские песо я могла себе засунуть не скажу куда, хоть квартиру оклеить, потому как иностранцы на Кубе расплачиваются долларами. В крайнем случае есть особые чеки или боны, вроде тех, которыми можно было расплачиваться в наших магазинах, в которых могут отовариваться только иностранцы. Мне должны были выделить их в Варшаве, но министерство, как обычно, оказалось в своем репертуаре.
Во-вторых, я оказалась официальным лицом и единолично представляла Польскую Народную Республику, поэтому на конгрессе я должна была сказать речь. Речь так речь, я не против.
В-третьих, польская литература на Кубе кончилась на Адаме Мицкевиче и «Камо грядеши» Генрика Сенкевича, и никто больше в глаза не видел ни одной польской книги. Ах нет, простите, в посольстве еще была «В пустыне и в пуще» Сенкевича.
Мне дали Беатриче, переводчицу, молодую негритянку с самыми красивыми глазами, какие только бывают на свете. И вообще она была очень хороша собой, а на голове сорок две косички. Ясное дело, я сама их не считала, просто спросила.
Беатриче
Между прочим, на этой самой Кубе я не умерла от жажды исключительно благодаря Беатриче. Она или велела мне молчать и прикидываться кубинкой, или выкрикивала, что я — Polonia-социалисто, коммунисто, революционисто и имею полное право выпить мохито за песо. Еще никогда в жизни я не была такой «революционисто», как на Кубе, но ради спасения от обезвоживания готова была стать кем угодно.
Из виллы Хемингуэя сделали очень хитроумный музей. В него не входят, а осматривают комнаты через окна, обходя дом кругом, поэтому ничего не портится. Я обошла дом-музей и решительно утверждаю — если у меня будут подобные условия для работы, я тоже получу Нобелевскую премию. Увы, не получу, потому что дополнительно нужна заботливая жена.
Под конец пребывания на Кубе я рассталась с Беатриче: ее заменил кто-то из нашего Министерства внешней торговли, и у меня выросли крылья. Не приходилось больше держать себя в руках. Правда, парк официальных такси оставался для меня недоступен — водители просили только доллары, но я нашла себе частника, который согласился возить меня за песо, которых у меня осталось до черта. Мы оба были довольны. Я посмотрела на Кубе всё, что только было можно.
Я посетила старую Гавану и убедилась, что Беатриче говорила истинную правду, утверждая, что кубинцы чистюли, а европейцы воняют. Благодаря чистоте нищета не бросалась в глаза. Я как-то раз сунулась в авторемонтную мастерскую в старой Гаване, никакой показухи, и клянусь: все механики были в чистых брюках и белых рубашках. Беатриче уверяла, что кубинец моется три раза в день, а в крайне стесненных условиях всего лишь два и ни за что не наденет на себя ту одежду, что снял перед мытьем. Учитывая климат, я эту привычку одобряю.
Моя мать после смерти Люцины страшно сдала и перестала есть. Она потеряла аппетит, и никакими силами не удавалось впихнуть в нее хоть кусочек. Похудела она страшно и выдавала все симптомы болезненной меланхолии и депрессии, повторяя только: «Эта деточка меня забудет…» Она неотрывно смотрела куда-то вдаль, отчего нам сразу делалось плохо, и говорила: «Эту деточку я уже никогда не увижу…»
Деточкой она называла Монику, дочь Роберта. Роберт с семьей какое-то время жил в Канаде. Через пару недель кладбищенских прогнозов я не выдержала.
— А вот и увидишь! — заявила я в ярости и позвонила Тересе.
Тереса сильно разволновалась, но приглашение прислала, даже и мне в придачу. И вдогонку выдала полный отчаяния приказ:
— Не смей отправлять маму одну! Приезжай обязательно!
Как раз Канады в моих планах ну никак не было, но я решила пожертвовать собой и, раз такой случай, — увидеться с собственным дитяткой. По-моему, эта поездка продлила моей матери жизнь на пару лет.
Тереса при виде сестры сначала оторопела от ужаса, даже попятилась, потом помчалась предупреждать Тадеуша, чтобы тот не помер от кошмара на месте. Мелкие подробности нашего пребывания в Канаде описаны в «Бесконечной шайке».