Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953
Шрифт:
Обстановка, в которой проходила конференция, была почти сказочной: это был величественный Ливадийский дворец – расположенный в курортном городе Ялта на берегу Черного моря дворец царя Николая II с 50-ю комнатами. Во время оккупации Крыма дворец был сильно поврежден немецкими войсками, однако русские восстановили его, насколько это было возможно. Одним из недостатков здания был серьезный недостаток туалетов, чем была очень недовольна американская делегация18. Этот недостаток удобств затронул даже самих руководителей трех держав. Кэтлин Гарриман, сопровождавшая своего отца на конференцию, писала Памеле Черчилль, что в один из дней конференции во время перерыва в заседании Сталин быстрым шагом вышел из конференц-зала в поисках уборной: «Д.Д. [Дядюшке Джо] показали туалет, но он сразу вышел – это была умывальная, туалета там не было. К тому времени расположенную поблизости уборную уже занял премьер-министр, и наши ребята из посольства отвели Сталина черт знает куда – вниз по коридору, где был следующий оттуда туалет. В этой неразберихе сталинские офицеры НКВД разминулись, и начался хаос – они начали носиться туда-сюда,
Как и на Тегеранской конференции, лидеры «Большой тройки» проводили двухсторонние встречи и трехсторонние пленарные заседания. Для Сталина первым пунктом программы 4 февраля 1945 г. стала встреча с Черчиллем. К этому моменту советские войска и войска союзников уже сражались в Германии, и главы государств обменялись мнениями о развитии боевых действий20. Затем Сталин встретился с Рузвельтом и имел с ним более продолжительный разговор, в ходе которого оба продолжили критиковать де Голля, как и во время Тегеранской конференции21. Первое пленарное заседание началось в 17:00 в тот же день. Сталин предложил Рузвельту открыть заседание, что тот и сделал, заявив, что участники конференции уже хорошо понимают друг друга и должны беседовать откровенно. Пленарное заседание затем приняло форму обмена информацией и мнениями по поводу военной ситуации на разных фронтах22.
Обсуждение политических проблем в Ялте началось на втором пленарном заседании, 5 февраля. Главной темой было будущее Германии, и Сталин очень настаивал на том, чтобы страны более четко выразили свое намерение расчленить Германию. «Видимо, все мы стоим за расчленение Германии, – сказал он Рузвельту и Черчиллю. – Но нужно это оформить в виде решения. Он, товарищ Сталин, предлагает принять такое решение на сегодняшнем заседании». Напомнив о встрече с Черчиллем в Москве в октябре 1944 г., Сталин отметил, что из-за отсутствия Рузвельта было невозможно принять решение о расчленении Германии, но он «хотел бы знать, не пришло ли время для решения этого вопроса?». Еще через некоторое время Сталин прервал Черчилля и спросил, «когда же союзники поставят вопрос о расчленении Германии перед новыми людьми в Германии? Ведь этого вопроса нет в условиях капитуляции. Может быть, добавить в условия капитуляции статью о расчленении Германии?». Отвечая на предложение Рузвельта передать этот вопрос на рассмотрение министров иностранных дел трех стран, которые должны были подготовить план такого проекта, Сталин сказал, что можно было бы принять это «компромиссное предложение», однако «нужно прямо сказать, что мы считаем нужным расчленить Германию, поскольку все мы за это стоим». Продолжая эту мысль, Сталин сказал: «Второй пункт решения должен заключаться в том, чтобы в условиях капитуляции добавить пункт о расчленении Германии без указания, на сколько частей. Он, товарищ Сталин, хотел бы, чтобы о решении расчленить Германию знала та группа лиц, которой будут предъявлены условия безоговорочной капитуляции. Союзникам важно, чтобы любая группа, будь то генералы или другие лица в Германии, знала, что Германия будет расчленена. Товарищу Сталину кажется рискованным план Черчилля не говорить руководящей группе немцев о расчленении Германии. Было бы целесообразно сказать им об этом заранее. Нам выгодно как союзникам, чтобы военная группа или правительство не только подписали условия капитуляции, выработанные в Лондоне, но и подписали условия о расчленении Германии с тем, чтобы это связало население. Тогда население легче примирится с расчленением».
В итоге Сталин согласился, что было бы неразумным заранее обнародовать планы о расчленении Германии, однако продолжал требовать более ясного выражения позиции союзников и включения расчленения в условия капитуляции: «Сталин далее говорит, что можно было бы принять решение, первый пункт которого гласил бы: «Расчленить Германию и учредить комиссию для разработки конкретного плана расчленения». Второй пункт решения гласил бы: «Добавить к условиям безоговорочной капитуляции пункт о расчленении Германии без упоминания о числе частей, на которые она будет расчленена»23.
Далее участники совещания перешли к обсуждению того, следует ли предоставить Франции одну из оккупационных зон в Германии. Сталин выступал против, утверждая, что французы этого не заслужили и что такое решение приведет к тому, что другие страны-союзники тоже потребуют свою долю оккупационной зоны. Уступил он лишь тогда, когда стало ясно, что французская зона оккупации будет выделена из американской и английской зон. В то же время Сталин продолжал выступать против включения Франции в состав Союзной контрольной комиссии по Германии, несмотря на возражения англичан о том, что было бы нелогичным предоставить Франции зону оккупации и не дать ей места в Союзной контрольно комиссии. Сталин, очевидно, не был готов продолжать дискуссию на эту тему, поэтому он перевел разговор на более удобную для него тему репараций и объявил, что Майский, который сидел рядом с ним, сейчас сделает доклад о советских планах по этому вопросу. Для Майского это было неожиданностью, и он шепотом сказал Сталину, что в советских требованиях по репарациям еще нет конкретных цифр. Молотов, который сидел с другой стороны от Сталина, вмешался в разговор, и было тут же решено требовать 10 млрд долларов репараций, а не пять миллиардов – именно такая минимальная сумма фигурировала во внутреннем обсуждении вопроса в советском правительстве до конференции24.
Майский, как ему и было приказано, сделал доклад, в котором в общих чертах осветил позицию Советского Союза по вопросу репараций. Во-первых, Германия должна выплачивать репарации не в денежной, а в
За докладом последовало обсуждение, в ходе которого Черчилль и Рузвельт заявляли, что опыт Первой мировой войны заставляет сомневаться в том, насколько разумно пытаться добиться у Германии репараций, но оба согласились с необходимостью создать комиссию по репарациям. В конце заседания Черчилль язвительно заметил, что, по его мнению, репарационный план должен основываться на принципе «каждому по потребностям, а от Германии по ее силам». Сталин ответил, что «предпочитает другой принцип: каждому по заслугам»25. В окончательный вариант протокола конференции были включены основные положения советского репарационного плана, однако, по настоянию Черчилля, никаких конкретных цифр там указано не было. Упоминалась цифра 20 миллиардов долларов как общая сумма репараций (из которой СССР должен был получить половину), но только для дальнейшего обсуждения комиссией по репарациям.
На третьем пленарном заседании 6 февраля «Большая тройка» обсудила вопрос права голосования великих держав в будущей Организации Объединенных Наций. Сталин подчеркнул, что установленная процедура должна быть продумана таким образом, чтобы избежать расхождений между великими державами, и что нужно создать такую организацию, которая могла бы гарантировать мир по меньшей мере на следующие 50 лет. Это первое обсуждение не привело ни к каким определенным результатам, однако в дальнейшем в ходе конференции вопрос о голосовании был решен в порядке соглашения, принятием принципа единогласия великих держав, которого по сей день придерживается Совет Безопасности ООН. Было также решено, что на учредительную конференцию ООН в Сан-Франциско может быть приглашена любая страна, которая до конца текущего месяца объявит войну Германии. Эта уловка была придумана Черчиллем для того, чтобы дать возможность попасть на конференцию Турции (Анкара объявила войну Германии 23 февраля 1945 г.). При этом на конференцию решено было не допускать страны, сохранившие нейтралитет (такие, как Ирландия), но не оказавшие поддержки, которую они, по мнению британского премьер-министра, должны были оказать26.
Гораздо более щекотливым был поднятый Черчиллем 6 февраля польский вопрос – более конкретно, вопрос о признании просоветски настроенных «люблинских поляков» в качестве Временного правительства Польши (сама формулировка вопроса была не совсем правильной, потому что к этому времени ПКНО переехал в Варшаву). Как Черчилль, так и Рузвельт хотели, чтобы вместо так называемого люблинского правительства было создано временное правительство на более широкой основе, которое отражало бы общественное мнение в Польше. В ответ Сталин выступил с решительной поддержкой политики СССР по польскому вопросу, отметив, что возрождение сильной и независимой, но дружественной Польши для СССР является жизненно важным вопросом безопасности. Кроме того, он утверждал, что «новое варшавское правительство… имеет никак не меньшую демократическую базу, чем, например, правительство де Голля»27. Последнее утверждение Черчилль оспорил, сказав, что его поддерживает не более трети польского народа28.
После третьего пленарного заседания Рузвельт передал Сталину записку, в которой ясно давал понять, что США не намерены признавать люблинское правительство, и вместо этого предлагал сформировать новое правительство, в состав которого войдут поляки, проживающие в Польше и за границей, в том числе бывшие члены лондонского эмигрантского правительства – такие, как Миколайчик29. В ответ на четвертом пленарном заседании 7 февраля советская сторона выдвинула по польскому вопросу предложение из трех основных частей: а) признать линию Керзона; б) считать, что западная граница Польши должна проходить по линии Одер – Нейсе; в) пополнить люблинское правительство некоторыми «демократическими деятелями» из эмигрантских польских кругов30. Это предложение в основном представляло собой вариации на тему той позиции, которой Советский Союз придерживался уже больше года. Оно вызвало бурное обсуждение, затянувшееся на несколько заседаний «Большой тройки» и трех министров иностранных дел (Идена, Молотова и Эдварда Стеттиниуса, сменившего Халла на посту госсекретаря США), встречавшихся как отдельно, так и в рамках пленарных заседаний. В итоге было решено, что «действующее ныне в Польше Временное правительство» будет «реорганизовано на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы. Это новое правительство должно затем называться Польским Временным Правительством Национального Единства». Линию Керзона было решено признать восточной границей Польши, а окончательное определение западной границы Польши с Германией отложить до предстоящей мирной конференции.