Ищем человека: Социологические очерки. 2000-2005
Шрифт:
Для начала – несколько типовых ситуаций, возникших в ходе опросов общественного мнения в последние годы.
Ситуация 1: «Говорят ли (“они”) нам правду?»
Информационный повод – сильное и все еще непреодоленное смятение в умах в связи с гибелью «Курска», точнее – в связи с тем, как это событие было представлено общественному мнению. Ведь это был первый случай, когда действия президента В. Путина большинство оценило как неадекватные (и сразу после события, летом 2000 года, и год спустя, в 2001 году). В этой связи президент потерял го% поддержки, но, как известно, довольно быстро наверстал упущенное.
Смятение в умах в данном случае явилось прямым результатом растерянности и разноголосицы в верхах (президент, прокуратура, флотское командование), что нашло отражение в содержании и тоне освещения
Пожалуй, наиболее показательно, что позицию «не говорят правды…», «никогда не узнаем правды…» разделяет большинство поддерживающих президента В. Путина. Это значит, что люди, одобряющие деятельность президента, как бы заранее готовы к тому, что «правды» по такому болезненно острому вопросу им не дают и не дадут. Очевидно, перед нами не просто привычно «слепая» поддержка власти, а готовность «закрыть глаза» на привычную неискренность этой власти.
Еще одна сторона той же проблемной ситуации – уровни или мера «правды», которые становятся доступны массовому сознанию: констатация факта (ср. известный ответ В. Путина на вопрос американского журналиста о случившемся с подлодкой – «она утонула»; впрочем, путь к такой констатации оказался далеко не простым – кто не помнит, что в первые дни население получало официальную информацию в терминах «авария», «жертв нет», «установлена связь»), затем поиски виновных (первым намеком на их существование явилась президентская «зачистка» адмиральского корпуса через полтора года после события). Далее, видимо, следует анализ причин, факторов и обстоятельств катастрофы; пока общественному мнению явлен лишь один отрицательный их результат – отсутствие такого фактора, как «иностранная подлодка».
Очевидно, что последовательность и временная протяженность представления обществу различных уровней информации обусловлена не столько техническими, сколько социально-политическими обстоятельствами (интересы структур власти, военных, ВПК и др.). В этой связи неизбежно возникает вопрос об информированности самих различных властных структур, прежде всего президентской, пользующейся особым вниманием и доверием общества. Согласно ряду опросов последних лет, в общественном мнении существует довольно устойчивое представление о том, что президент получает от своего окружения преимущественно неполную и неверную информацию (по ряду опросных данных 2000–2001 годов, такое мнение разделяли более половины населения).
Укорененное в мифологемах отечественной истории представление о том, что от «первого лица» всегда скрывают «правду», в данном случае исполняет понятную функцию освобождения верховного правителя (в нынешних условиях, очевидно, президента) от ответственности за неудачи управления, в то же время сохраняя за ним в общественном мнении роль благодетеля. (Как известно по опросным данным, президента чаще считают ответственным за повышение зарплат и пенсий, а правительство – виновным в росте цен…) Тем самым поддерживается традиционно-«фольклорная» картина власти.
Ситуация 2: Чечня
Информационная картина чеченского конфликта в массовом сознании россиян не менее сложна – и как минимум не менее поучительна. В годы первой кампании 1994–1996 годов официальное освещение происходящего вызывало – в значительной мере, под влиянием тогдашних СМИ – очевидное неприятие со стороны большинства населения. Сейчас, при изменившейся ситуации на российском информационном поле, официальным сообщениям по-прежнему в населении мало доверяют (согласно данным одного из опросов 2001 года, лишь 27 % в той или иной мере доверяют сообщениям российских СМИ из Чечни, 66 % – не доверяют им), но других источников информации фактически не имеют. Результатом оказывается крайне противоречивая картина «правды»: подавляющее большинство
Отсюда и преобладание пессимистических суждений относительно возможных результатов конфликта (чаще всего упоминается возможность его распространения на другие регионы Северного Кавказа). И отсюда же, конечно, устойчивое преобладание установок на мирное урегулирование как единственно возможный выход из безнадежной ситуации. Если выражаться предельно кратко, то недоверие к получаемой информации рождает растерянность, а она, в свою очередь, стремление уйти от конфликтной ситуации.
Впрочем, обнаруживается – причем не у большинства общественного мнения, а скорее у элитарных, более ответственных его фракций – стремление уйти от самой информации о происходящем. Примером может служить обстановка дискуссий вокруг фильма «Покушение на Россию», созданного при поддержке Б. Березовского. В данном случае нас интересуют не оценки содержания фильма (по мнению 43 % респондентов в одном из мартовских опросов 2002 года, причастность ФСБ к взрывам домов в 1999 году нельзя исключать), а суждения относительно дальнейшего расследования дела и массового показа кинокартины. Как выяснилось, 39 % опрошенных считают необходимым продолжать расследование «до полного выяснения истины, сколько бы времени и сил оно ни заняло», несколько меньше (33 %) полагают, что «мы никогда не узнаем всей правды; это расследование надо прекратить, чтобы не будоражить общество», 16 % уверены, что в этом событии очевиден «чеченский след», и остается лишь найти виновных, остальные (12 %) затруднились ответить.
Из общего числа опрошенных 53 % (против 35 %) хотели бы, чтобы «фильм Березовского» был показан по центральному телевидению. Наибольший интерес к фильму проявили самые молодые респонденты. Несколько неожиданным кажется, что из партийных электоратов только на правом фланге большинство против показа киноленты: среди избирателей СПС такую позицию выражают 51 % (против 46 %), среди избирателей «Яблока» – 49 % (против 31 %). Возможно, это объясняется недоверием к спонсору фильма.
Ситуация 3: Отечественная война 1941–1945 годов
В июне 2001 года более двух третей (68 %) против одной четверти (25 %) опрошенных признали, что не знают всей правды об этой войне.
С постановкой такого вопроса мы переходим от «правды на злобу дня» к иным – и далеко не только историческим – планам постановки интересующей нас проблемы. По сути дела, события последней «большой» войны XX века – не ушедшие в историю, а длящиеся факторы, продолжающие влиять на формирование национального самосознания. Оценка этих событий, предпосылок, последствий, потерь, деятелей войны и т. д. за минувшие 50 лет постоянно актуализируется со сменой общественно-политической конъюнктуры, с пересмотром доминирующих идеологем, с доступностью источников и пр. А поскольку «та» война и победа, по данным ряда исследований, остаются в глазах населения главным событием отечественной истории XX века, да и всей истории России (о причинах такого мнения немало сказано [39] ), то суждения по ее поводу непосредственно касаются социально-исторического самоопределения народа, общества (т. е. как бы ответов на серию мировоззренческих вопросов типа «кто мы?», «где мы?», «с кем и против кого мы?»). Или, иными словами, не «правды фактов», а «правды смыслов» — и даже, в пределе, «правды Смысла» в наиболее обобщенном его виде.
Как известно, коллизии с этой темой с разной интенсивностью происходят непрерывно на протяжении всех послевоенных лет. Сталкивали «большую правду» военных событий («всемирно-историческую», «генеральскую») с «малой» («окопной», «лейтенантской», «солдатской»), «нужную» (выгодную, удобную) с «ненужной» (опасной, дезориентирующей) и пр. и пр. В оные времена по этому поводу раздавались прямые указания и наказания, попозже и доныне действуют скорее – и довольно сильно – механизмы косвенного давления.