Исчезающая ведьма
Шрифт:
— Наверняка оклеветанные бедняки, но, кто бы там ни был, они, без сомнения, пополнят наши ряды.
Фаррингтон продолжал ораторствовать.
— Они также ворвались во дворец архиепископа Кентерберийского, того самого подлеца, который был инициатором этой мерзкой подушной подати и всех прочих унижений простых работяг. Архиепископ Садбери — предатель простого люда.
— Предатель схвачен? — раздалось из толпы несколько голосов средь всеобщего заглушающего гула ненависти.
Фаррингтон поднял руку, призывая к тишине.
— Садбери там не было. Говорят, он укрылся в Тауэре вместе
Рёв пронёсся по толпе. В едином порыве люди поднимались на ноги, похлопывая друг друга по спине и скандируя: «Смерть предателям! Смерть предателям!»
Но Фаррингтон явно не собирался заканчивать на этой ноте, хотя ему и понадобилось некоторое время, чтобы успокоить толпу.
— И напоследок, хорошие новости. — Он замолчал, всматриваясь в океан лиц. — Сам король Ричард соблаговолил встретиться с лидерами восстания завтра на южном берегу Темзы.
Все изумлённо выдохнули.
— О Боже! Никогда бы не подумал, что сам король снизойдёт до переговоров с подобными нам, — произнёс Джайлс. — А ведь ему едва исполнилось четырнадцать, он не намного старше тебя, малец. Подумать только!
Джайлс продолжал что-то говорить, но Фаррингтон полностью завладел вниманием Ханкина. В тусклом мерцании факелов его лицо постоянно преображалось, так что порой казалось, будто у него этих лиц тысячи.
— Уот Тайлер передал наши требования самому королю. Он потребует смерти для предателей простого народа! Смерть Джону Гонту, архиепископу Садбери, епископу Кортни Лондонскому, епископу Фордхему Даремскому, Роберту Хейлзу и всем кровопийцам, что душили нас своими налогами. Смерть гадюкам из окружения юного короля, вливающим капля за каплей яд в его уши.
— Уот Тайлер передаст нашу петицию лично в руки королю и потребует, чтобы все перечисленные там предатели были переданы на наш суд, в Истинную Палату общин. Каждый, перечисленный в этом списке, должен быть публично казнён у нас на глазах, а их головы вывешены на Большом мосту рядом с головами всех изменников.
Сердце Ханкина взволнованно забилось. Они собирались казнить архиепископа Кентерберийского и Джона Гонта, самых влиятельных людей во всей Англии! И ему суждено стать свидетелем подобных событий. Впервые с той минуты, когда те люди угрожали его сестре и перевернули вверх дном их дом, бессильный гнев, сжигающий его изнутри, уступил место дикому восторгу. Будто доселе он был бессильно распластан на земле, поваленный сильнейшим противником, но сегодня сбросил обидчика и удар за ударом вышибал из него дух.
Фаррингтон воздел руки к небу, словно священник во время мессы.
— Сегодня праздник Тела Христова. Тело Христово облеклось в плоть. Христос был простым плотником, рабочим, ремесленником, как многие из вас. Он сгибался, неся свой крест по пути на Голгофу, понукаемый священниками и мытарями. Не лучший ли это день для простого англичанина, чтобы сбросить с себя гнёт сборщиков податей, епископов и лордов, поправ их своими ногами?
— В
Лучше Фаррингтон сказать уже не смог бы. Людская толпа огласилась рёвом и возгласами, которые, по мнению Ханкина, наверняка услышали в самом лондонском Тауэре, хотя он понятия не имел, где это. Фаррингтона подхватили с повозки и понесли через толпу на руках, пока он окончательно не скрылся с глаз Ханкина.
Джайлс схватил Ханкина за руку.
— Давай-ка, малец, разживёмся мясцом, пока его окончательно не растащили. Мой желудок ревёт так, что я бы самого сатану укусил за задницу, если бы она было хорошенько прожарена.
Однако, как ни старались разосланные за провизией отряды, добытую ими скотину и птицу не удалось растянуть на многотысячное скопище народу, собравшегося этой ночью у костров. Несколько кусочков мяса да пара ломтиков награбленного хлеба, которые им удалось раздобыть, вряд ли могли насытить людей, изрядно оголодавших за несколько дней похода, но даже голод был не в силах испортить им настроение.
Когда закончилась провизия, настало время песен и танцев. Мужчины мало походили на грациозных дев, поэтому просто топтались, сбившись в круг, да так яростно, что земля сотрясалась, словно по ней нёсся табун лошадей.
Ханкин оглянулся на городскую стену, маячившую вдали тёмным пятном. Он усмехнулся, подумав о лучниках на крепостных стенах, которые наблюдали из темноты за сиянием сотен огней, слышали пение и крики, сливающиеся в единый многоголосый рёв. Они наверняка боялись бунтовщиков, боялись его, ведь он был солдатом этой многотысячной армии. И ещё ничто за те немногочисленные прожитые годы не пьянило его так, как их страх.
Но когда в лагере наконец-то, воцарилась тишина и люди растянулись на земле, чтобы вздремнуть несколько часов до рассвета, Ханкину не спалось. Они говорили о том, как возвратятся в свои селения, когда всё закончится, вернутся домой победителями. Обсуждали, как будут возделывать свои новые земли, что поделят, отобрав их у поместий и аббатств, по велению короля. Ремесленники получат право назначать собственные цены, а холопы будут вольны в выборе работы и станут получать за свой труд справедливую плату.
Но где он найдёт работу? Разругавшись с матерью в пух и прах, да к тому же сбежав из дома среди ночи, оставив отца работать на реке одного, Ханкин знал, что вряд ли его примут обратно в семью. Куда он пойдёт завтра, после их общей победы? Никогда ещё он не был средь такой гигантской толпы, и никогда ещё не чувствовал себя столь одиноким.
Глава 46
Дети, страдающие припадками в присутствии ведьмы, исцелятся, если им разрешат поцарапать или порезать ведьму и взять немного крови из пореза выше её губ.