Исчезнувшие тени
Шрифт:
Земцов ничего не ответил, продолжая упрямо смотреть вперед.
Вздохнув, Садхир переключил передачу и начал выруливать с парковки.
В глубине души, как и любой коп, он лелеял надежду на то, что все пропавшие девушки еще могут быть спасены, хотя опыт подсказывал ему обратное.
До Каннока было еще часа полтора езды. Земцов закрыл глаза и задремал. На него нахлынули воспоминания.
Глава 3
Они впервые встретились в конце марта…
– –
Земцов
Такие вызовы на службе были делом обычным и почти всегда неожиданным. Никто не мог предугадать, в какой точке мира и в какое время может понадобиться помощь эксперта. Поэтому в московской квартире Земцова на проспекте Вернадского и в служебном кабинете в Казанском переулке всегда стояли два «тревожных» портпледа с одеждой и чемоданчики со всем необходимым на случай экстренной командировки.
Любая служба государству подразумевает добровольное отречение служащего от значительной части своего личного пространства. Поступив на службу, он более не может самостоятельно распоряжаться своим свободным временем, принимать некоторые решения, иногда даже не может выбрать место своего жительства, поскольку не знает, в каком месте может понадобиться его помощь.
С работой все понято: пришел в назначенное время, выполнил свои обязанности, ушел. Раз в месяц получаешь заработанные деньги.
Со службой все иначе. Здесь ты можешь понадобиться в любое время дня и ночи, независимо от погоды и дня недели. Поэтому тут не зарплата, а жалование, или же денежное довольствие.
За работу платят, а за службу – жалуют.
Именно поэтому кто-то из великих умов назвал это именно служением, а не работой.
Поступая на службу, каждый должен понимать правила игры и то, чем он готов пожертвовать, ради этого служения.
Земцов знал, что готов пожертвовать многим.
Наверное, поэтому в свои тридцать шесть, имея за плечами десять лет службы в уголовном розыске, а затем в военной полиции, он жил один, без семьи, и хоть сколько-нибудь постоянной привязанности.
Взамен он получал ни с чем несравнимое чувство торжества справедливости, когда при его непосредственном участии удавалось призвать к заслуженному ответу очередного негодяя, принесшего немало горя в дома ни в чем не повинных людей.
Он специализировался на особо тяжких преступлениях.
Это как раз те случаи, когда дело приходится иметь с настоящими безумцами, которые раз почувствовав вкус крови, не могут уже остановиться, пока их не остановит тюремная решетка, или девятимиллиметровая пуля.
Итак, в восемь часов утра двадцатого марта Земцов приземлился в Парижском аэропорту имени Шарля де Голя, а в половине одиннадцатого уже сидел в приемной, ожидая, когда его пригласят к вице-президенту
В силу огромного роста перелеты всегда давались Земцову нелегко, и теперь, сидя в удобном кресле, он позволил себе с удовольствием вытянуть ноги.
Земцов недоумевал, зачем он понадобился, ведь по оперативной сводке не проходило запросов о помощи с поимкой нового маньяка, или убийцы.
Гадая о цели вызова, Земцов озадаченно потер слегка небритую по последней моде щеку и достал из внутреннего кармана пиджака толстую как бревно сигарету.
«Простите, месье Земцофф, у нас не курят» – тут же ожил бдительный референт де Каборне по фамилии Ламарк.
Земцов усмехнулся, памятуя о пристрастии де Каборне к курению исключительно трубки без фильтра. Однажды после одного дела на Кубе он даже привез шефу IRT в подарок коробку отличных Гаванских сигар, чем вызвал бурю негодования в свой адрес.
«Прошу прощения, я не буду… Это так… Сила привычки…».
С этими словами он вперил свой колючий взгляд в стену и стал ловко крутить сигарету пальцами правой руки, одетой в неизменную черную кожаную перчатку.
Так он делал всегда, когда пытался сосредоточить на чем-то свои мысли.
Ламарк некоторое время смотрел на черную перчатку.
В Интерполе о Земцове достоверно знали две вещи: то, что он никогда не улыбается, и что он никогда не снимает перчатку с правой руки.
Первое всегда списывали на издержки русского менталитета, а обсуждать второе почему-то считалось дурным тоном.
Поэтому Ламарк просто пожал плечами и снова уткнулся в монитор стоящего перед ним компьютера.
Мысли Земцова прервал резкий порывистый голос де Каборне, прозвучавший из динамика коммутатора на столе Ламарка, приглашавший майора пройти в кабинет.
Земцов убрал сигарету в карман пиджака, поднимаясь с кресла, поправил галстук, и решительным шагом проследовал во владения шефа IRT.
Лоссаль де Каборне принадлежал к так называемой «старой» школе французских Ажанов 6 .
6
Ажанами во Франции традиционно называют полицейских.
Де Каборне, как и многие в профессии, начинал с самых низов, гоняя карманников по переулкам родного Дижона. Затем карьера его пошла в гору и к шестидесяти пяти годам он занял свое нынешнее кресло в штаб-квартире Интерпола.
Внешне де Каборне напоминал Земцову этакого седовласого коршуна. Всегда элегантный и подтянутый, в дорогом костюме с розеткой ордена Почетного легиона, он при ходьбе опирался на дорогую трость (сказывалось старое ранение, полученное еще в молодости от одного карточного шулера, которым ему пришлось заниматься).