Исчезнувший
Шрифт:
– А как же. – Он отдал ей аппарат. – А где свидетель?
– И кто он, черт побери? – спросил Райм.
– Ты, – сказала она и поставила у кровати стул.
– Я? Глупости. Пройди еще раз по сетке. Ты слишком быстро работала.
– Я знаю, как быстро отработать место преступления, и знаю, когда надо перейти к более важным вещам. – Закс осмотрела карманный магнитофон Селлитто и включила его: – Патрульный полицейский ПУНа Амелия Закс допрашивает свидетеля нападения, произошедшего в двадцать два часа
Она поставила магнитофон на столик у кровати. Райм бросил на него такой взгляд, словно это была змея.
– Итак, опишите преступника.
Райм с язвительной миной закатил глаза:
– Мужчина нормального телосложения приблизительно пятидесяти – пятидесяти пяти лет, в форме полицейского. На сей раз без бороды. На шее и груди – рубцовая ткань и кожные пятна.
– Вы что, видели его грудь?
– Прошу прощения, – ответил он с сарказмом. – Рубцовая ткань у основания шеи, предположительно переходящая на грудь. Сросшиеся мизинец и безымянный палец на левой руке. Глаза кар… имеют видимость карих.
– Хорошо, – сказала она. – Теперь я хочу знать, как все в точности произошло. Что он говорил?
– Я мало что запомнил, – ответил Райм с раздражением. – Вы не допускаете мысли, что я был слегка напуган и сбит с толку?
Она тронула его за плечо, там, где он мог ощутить прикосновение:
– Знаю, вы не доверяете свидетельским показаниям. Но свидетели кое-что видят. Я поведу вас по всей картине – так же, как вы меня водите по сетке.
Она встала, подошла к двери и позвала:
– Кара.
Девушка не заставила себя ждать. Кара, объяснила Закс, вдруг да обнаружит в словах убийцы что-то такое, что поможет расследованию. Она снова села:
– Давайте, Райм, вернемся к тем минутам. Расскажите, как это было.
Райм начал рассказывать: Фокусник появляется, признается в убийстве Берка, говорит ему, что спрятал тело.
– Словно он давал представление и видел во мне коллегу. – Припомнив его необычную манеру говорить, Райм добавил: – Часто задыхался, голос сиплый.
– Прекрасно. Я и забыла, что именно так он и говорил, когда его обнаружили с Марстон. Что еще?
– Пожалуй, все. Он то собирался меня сжечь, то грозился искромсать. Грозился убить – нет, ослепить, – если я позову на помощь.
– Как он проник в дом?
– Вошел вместе с полицейским, который доставил вешдоки от Грейди.
– Что он еще говорил? – настаивала Закс.
– Не знаю, – буркнул Райм. – Ничего не говорил.
– Совсем-совсем ничего? – переспросила она.
– Я – не – знаю, – вышел из себя Линкольн Райм. Закс никак не хотела понять, как ему тяжело возвращаться к
Постой-ка! Дым…
– Огонь, – сказал Райм. – Об огне-то он и говорил больше всего. Прямо помешался на нем. Рассказывал про какую-то иллюзию. Эту… да, “Горящее зеркало”. Языки пламени по всей сцене. Иллюзионист должен от них спастись. Он превращается в дьявола.
Райм и Закс посмотрели на Кару, которая закивала в ответ:
– Слышала я о таком номере, но его исполняют редко. Он требует большой подготовки и к тому же довольно опасен. Сейчас большинство владельцев цирков не позволяют с ним выступать.
– Продолжайте, Райм, пока хорошо вспоминается.
– Я говорил, что держался он так, будто стоит на сцене? Он все время к кому-то обращался: “Какая-то публика”.
– “Воображаемая публика”.
– Вот-вот. Хотя нет. Кажется, “уважаемая публика”. Так напрямую и обращался: “Уважаемая публика”.
Закс посмотрела на Кару, та пожала плечами:
– Мы всегда разговариваем со зрителями. Это называется “треп”. Раньше исполнители говорили что-то вроде “почтеннейшая публика”.
Закс наклонилась к Райму:
– Допустим, эта комната – ваша спальня. Где он стоял?
– Вон там. У изножья кровати, лицом ко мне. Говорил о жертвах. Сказал, что убивал их за то, что они собой представляли.
Закс нахмурилась:
– Не так, не так. Вы говорите своими словами, а не его. Преступники никогда не воспринимают убитых ими людей как жертвы. Никогда не видят в них живых людей. По крайней мере серийные убийцы вроде Фокусника. Он ведь не произносил слова “жертва”?
Райм закрыл глаза:
– Не по…
Тут он вспомнил:
– “Всадница”. Он назвал Черил Марстон “всадницей”.
– Прекрасно! – воскликнула Закс.
Райм испытал прилив неоправданной гордости.
– А как он назвал других?
– Никак. Упомянул только ее одну.
– Значит, убитые для него – те, кто делал что-то конкретное, – заметил Селлитто. – Нам-то какая от этого польза?
– Пока не знаем, – ответила Закс. – Но теперь мы чуть лучше его представляем. – Она заглянула в заметки, которые делала по ходу допроса. – Больше ничего не припомните?
– Нет. Теперь все.
– Ладно. Хорошо, Райм.
По ее голосу он догадался, что это еще не конец.
– Вы ведь не все время лежали с заклеенным ртом?
– Нет, только в самом конце.
– Значит, вы тоже что-то ему говорили. Были его собеседником.
– Я? Ну и что? Важны его слова.
– Считаю, он мог сказать что-то в ответ на ваши. Подумайте, Райм, – попросила Закс. – Представьте себя один на один с убийцей. Что бы вы ему сказали? Что бы захотели узнать?
Он устало вздохнул, однако вопрос оживил его память: