«Искал не злата, не честей»
Шрифт:
А он, вирус неверия и алчности, хочет заворожить, околдовать и погрузить великую нацию в себя. Требует отрешиться от самой себя, от всего окружающего мира, быть забитой в угол, в самую глушь, сиротливо и немощно стоять:
Понятна мне времен превратность,
Не прекословлю, право, ей:
У нас нова рожденьем знатность,
И чем новее, тем знатней!
Словно никакого касательства к нему, русскому мирочувствованию не имеет весь этот человеческий порядок
Это состояние внутреннего мужества становилось для Пушкина, таким образом, источником воодушевления и веры в грядущую мощь России, знаком и метой неослабности национального самосознания, сродни веры мудрецов о том, что страдания нередко выступают необходимым условием обновления, очищения. Эти мудрецы учили, что противостояние человека, общества натиску безнравственного недуга, «подобного смерти и бездне» (Свящ. писание) придает смысл тем невзгодам и обременениям, которые связаны с этой борьбой, «Поскольку мы делали свою собственною истории, никто не сделали ее за нас» и… «Не стояли на крови ближнего» – Священное Писание.
Именно об этом великом уроке говорит история России, трепетно и с теплотой воспеваемая Пушкиным. Невозможно быть русским и патриотом и не верить в тысячелетнюю историю Руси – ибо не случалось еще такого нечистого, чтобы покорилась кому ни будь земля русская силам нездешним: было же сказано князем Олегом, прибивающим щит победителя к воротам Царьграда: «Кто более и славнее меня?»:
Победой прославлено имя твое:
Твой щит на вратах Цареграда;
Россия в Поднебесной всегда останется Россией, нашей прекрасной и сильной Россией. Той легендой, духовной силой, которая «своим мученичеством», «растерзанная и издыхающая» (определения Пушкина) остановила «варваров», спасая христианскую Европу. В чем – то совершив жертвоприношение (добровольно взойдя на Голгофу из –за неведомых «промыслительных» целеполаганий). И ей выпала честь (чем не божественное благо»?) положить сверхисторический чекань на лик человеческий, явить Пушкина, а в нем – мощную, не бывалую до этого, культуру. И не мета ли это, маркировка высочайшего статуса нашей трогательной Отчизны перед Вселенной, данные огромной и великой стране как знамение и символ чуда для укрепления, отрады, назидания и наставления. Такая сила всегда живая, все выдержит и погибнуть не может:
Поэзия, как потрясающее путешествие и исследование человеческой души.
Поэзия, как многолетний поход за знаниями, во время которого читатель посетит удивительные миры и познакомится с лучшими мудрецами времени: «… сияло солнце над тобой однажды, и наслаждался жизнью ты, вкушая пищу… …».
И существует поэзия Пушкина вне времени, как вне времени любовь, доброта и Бог.
Кажется, монархи Старого Света и Света Нового готовы были гарантировать мирянину Пушкину бесконечную синекуру при собственных дворах, ибо лира его услаждала душу…
Мы живем в мире, который больше, чем тот, что стоит перед нашими глазами. Он феномен. Поводырь. Он не просто ведет нас. Он проводник и носитель нашего человеческого смысла – идеокинез, позволяющий создать нам мысленные образы и менять, и изменяться. Этот мир пронзает нас. Он воет, «как
Мы живем сквозь него и просто не замечаем и никогда не заметим его обоза смерти – мрачной бездны с неотступной старухой смертью, Хароновым провозом через Лету и царством Аида. Лишь только горечь существования (это гротескное сновидение) напомнить о близости конца…
Поэтическое пространство Пушкина живет во многогранном пространстве реалий и сказки. Там нет разделения на внутреннее и внешнее, на мир вне человека и внутри него.
Лес, духи и божества природы, небо, звезды, ночь, день, любовь и доброта – все это воспето нежно, с душевной трогательностью в едином клубке бытия:
Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твое явленье,
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови…
Будто шел, шел Александр по волшебной тропинке, да на небо поднялся. Увидел оттуда всю удивительную прелесть русской земли. Наполнил ковш чистыми облаками, да спустился вниз и опрокинул прозрачные стихи на мысли и думы современника …
На страницах – всплески настроений: веселых, грустных, решительных…и море любви к живущим на земле людям, как будто их сердца целуются. Каждая лирическая строка – очарование, откровение, открытие, разрешая людям лучше понимать свои мысли и чувства и становиться благороднее и милосерднее:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
И ты начинаешь понимать, что деды наши никогда сомнений не знали. Робости не испытывали, если беда приходила. Умели яростно воевать, неистово любить, от зари до зари землю пахать. А для мира и достатка – избы и города строили.
Среди всей мудрости, которую мы впитываем в себя, на всей высоте своих понятий, мы вдруг иногда останавливаемся и спрашиваем: так же ли чист наш внутренний мир, так же ли тепло в нас сердце, как в наших легендарных предках? И как они согревали себя, и какая вера в них жила, как далеки они были от слабых жалоб, как мало обвиняли и как терпеливо несли свой крест. Кажется, они понимали многое, что непонятно нам сегодня, они сохраняли то, что мы потеряли сегодня; а то, что успели от них приобрести, размыли по болотцам и трясинам своего заупокойного мира.