«Искал не злата, не честей»
Шрифт:
«Пора и мне… пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свидание;
Запомните же поэта предсказанье:
Промчится год, и с нами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к нам».
Поэт выстроил эмоционально сильную драматургию великого времени, своей эпохи – вторжение культуры в самые низы жизни:
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Как тогда, на заре новой эры, «…Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним». (Мф.)).
(Иисус увидел мытаря Левия (Матфея) у ворот неприметного Капернаума и призвал его на апостольскую службу).
И простой человек пошел за стихами Пушкина, потому что это были глубоко человечные идеалы Высокого духовного Возрождения, в чем так нуждалась николаевская эпоха.
Он любил растворять женственность в пространстве, погружая в густой воздух из цвета и света трогательных слов и чувств, как впоследствии у Пьер-Огюст Ренуар. (Купальщица в шляпе, лежащая на траве), описывал яркие природные состояния, как впоследствии у Клод Моне в картине «Стог сена на закате близ Живерни»
На мотивах поэтического муара, по аналогии с барокко, подобно Караваджо, выхватывались из фона лица и эпохи, тотально менялись декорации и нравы, будничная жизнь переплеталась буйволовой кожей с золотым тиснением в жемчугах и изумрудах, растворялась в винах сплошь янтарных и замирающих каденциях сладкозвучных напевов, на мраморных столах разбивались кувшины с пьянящим напитком и выбрасывались золотые кубки, а гордый менуэт флиртовал, приглашая сладкоголосых фей весело отдаться своему насильнику.
Музыканты ( Караваджо)
Это была смелость. Его смелость вызывала неописуемый восторг. Дар блестящей поэтики поражал современников текстами изящными и ясными, доводил состояние до ощущения космического полета, устремления фантазий в небеса, эмоциональной восторженности. Будто кружится в ритме вальса последний луч солнца, прощаясь до утра, волшебная ночь опускается на землю… об этом и о многом другом говорила нежная лира поэта:
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты
И я забыл твой голос нежный
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья
Без слез, без жизни, без любви.
Здесь напрашиваются синонимы и определения, это – как в саксонских гимнах, древнееврейских народных песнях, стихах Данте, лирике Шекспире.
Поэтический исповедник русской души, «друг человечества…». Устроитель красивого и глубинного русского языка,
Того самого, которым говорит сам Бог и о котором держатель литой и чеканной русской рифмы Державин говорил молодому, взятому в полон циклопами страстей и честолюбий, Александру Пушкину: «Слово – самый совершенный дар Бога человеку».
И Пушкин его услышал… по – совести творил, дерзостью духа невзгод кольцо размыкал.
В стихах Пушкина колышется трепетная ткань Вселенной, из которой некогда произошло наше неуловимое «Я», удивляя Природу своей жалостью, жалкостью и могуществом: «… «Все великое земное // Разлетается как дым: // Ныне жребий выпал Трое, Завтра выпадет другим», (В. А. Жуковский – о пророчество Кассандры).
И безмолвное небо над нами, и душа земная, которая под ребром человечьим мается – во всем поэт находил открытия, диво, грацию:
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
В начале XIX весь мир узнал о существовании такого явления, как Русская Поэзия. А незадолго до этого ее для себя открыли сами русские. Открыли в Пушкине и через Пушкина. Именно он начал расчищать поновления, темные слои на древнем языке русичей, снимать с него потемневшие и запыленные оклады.
И он не просто повторял образы, песнопения и язык пращуров. Он сделал все, чтобы показать внеземную природу русского слова. С его безграничной любовью и готовностью все понять, все простить и вечно просить за нас.
Пушкин интуитивно это понял и создал для своего главного читателя, Русского человека, образ главного архитектора его мира, Державы по имени Россия.
В его поэтических аккордах все смеси и лики бытия Отчизны. Глубокая продуманность, опирающаяся на вековые культовые традиции, учет патриотических чувств соотечественников, отражение многообразности психологических особенностей и заостренность неизбежного, природного эмоционального колорита.
Здесь и возвышенная одухотворенность, которую мы видим в «Святой Троице» Рублева.
«Святая Троица» Рублев.
И величественные, торжественные образы, красивые лица и статные позы, смотрящие на нас с иконы «Ангела Златые Власа»
«Ангел Златые Власа»
И с иконы «Богородица Елеуса Киккская» Симона Ушакова