«Искал не злата, не честей»
Шрифт:
Не требуя наград за подвиг благородный.
Кто пробуждает в нас понимание, тот возбуждает в нас и любовь, вслед за Пушкиным мы спустимся в тусклый мир человеческого существования, и вместе с ним превратим его в яркий и по – весеннему цветущий и благоухающий. Поэзия А. Пушкина – – это мерцающий и бурлящий океан, небесный Солярис и Южный Крест, где нет никаких пунктирных границ, красных буйков и территориальных споров: «золотоносная жила подчас имеет самые причудливые изгибы»– Шарль Огюстен де Сент-Бёв.
В
Как говорил Свидригайлов, «беда быть широким без особенной гениальности». Мышление деятелей культуры загрязнённое, засорённое постмодернистским шлаком уже не способно к подлинной рефлексии. Российский мистик Георгий Гурджиев называл таких «спящими машинами».
Дело в том, что мышление загрязнённое, засорённое постмодернистским шлаком уже не способно к подлинной рефлексии и самокритике. Ещё в античные времена было известно, что из двух взаимоисключающих тезисов можно вывести всё что угодно. Например, из посылок «Сократ существует» и «Сократ не существует», логически следует высказывание «Сократ – осёл» (докажите самостоятельно) …а пушкинское: «Мой дядя самых честных правил…» (школьники, да порой и взрослые, какой только тын не нагородят, пытаясь осилит умственно эту поэтическую уловку поэта!?)
Пушкин повернул зрение эпохи: «Никому не дано изменить свое вчера, но мы можем изменить свое завтра» (Колин Пауэль). Научил видеть сквозь пленку обыденной жизни – существо бытия. Как Дарданим Приам из гомеровской «Илиады», (« …Пусть и дары он несет, чтобы смягчить Ахиллесово сердце» – Гомер), он нес дары добродетелей империи и нации, дабы дух доброты и милосердия был авангардом помыслов и деяний, а не тянулся как бледный шлейф утренних туманов за устремлениями низкими и мелкими.
Перед лицом разных миросозерцаний Пушкин говорил о «всемирной значимости России и русского человека». Это был труд миропонимания, подвиг самосознанья, взыскание «высшей идеи существования» и усилие воплотить ее в живом образе:
Жизни мышья беготня…
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
Пушкин упивался гармонией жизни. Это то, ради чего и стоит жить! Это и есть мировоззрение
Переход от весеннего ликования к осенней мудрости, от упоения любовью и гастрономией к почти келейному уединению пророка и святца, от дивности вечернего Санкт – Петербурга к одинокому скитанию среди холмов и и полей и околоозерных дубов – вот прелесть, густота жизни, ее мадригал и ее проповедь.: «Жизнь полюбить больше, чем ее смысл».
Ведь к этой золотой мере жизни стремился герой романтической поэмы Пушкина Алеко – как и Пушкин, русский скиталец, который никогда не смог уйти от своей бунтующей души. И здесь Пушкин чувствовал себя в заговоре с героем против сплоченной посредственности, которая под видом полного благополучия в сущности стремится к созданию «усмирительной» клетки для человека – как узника чужой души и данника чуждой воли.
Когда Пушкину дали камер – юнкера, он скрежетал зубами, а в семье жены ему говорили: «Наконец – то вы как все. У вас есть официальное положение».
Мундир придворного до крови натер ему шею. Необходимость быть как все, подчиняться или подчинять, измучила его. Он хотел представлять себя без чинов и санов. Как и Суворов, «победы брать своей саблей»
Спустя столетие другой русский поэт, Блок назовет Пушкина «сыном гармонии». Ибо везде Пушкин хотел видеть Жизнь, Тайну, Чудо.
Самый пластичный русский поэт. Легко, грациозно и непринужденно он поднимается из глубины платоновсой философии к иронии и насмешке Лафонтена, от слегка фривольного (куртуазного) стиля Грасиана к библейскому (православному) пафосу, от торжественной риторики Державина к сарказму «фернейского циника», от скабрезности Булгарина к высокому коленному патриотическому благоговению Ломоносова:
«И забываю мир – и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем».
Пушкин – поэт исторической гармонии, поэт Мысли и Разума. Сын своего рационалистического века, завещающий своим умом грядущим поколениям (то есть моему поколению в том числе) то имущество, которое будет служить всегда предостережением:
«Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам»
Вряд ли я допускаю опечатку, если обозначу авторскую позицию – стихи Пушкина одинаково нужны для сильных и слабых мира сего, для богатых и нищих, дервишей и каликов, для школьника и президента, студента и премьер – министра. Они – стражник первичного психического и мыслительного генетического материала, генетического кода нации, однажды вскрытого в истории библейским анатомическим ножом: «Любое процветание силою берется и применяющие усилие восхищения достойны» (Матфей).