Искатель, 1996 №5
Шрифт:
— Это что — весь ваш багаж? — спросил пограничник, заглядывая в багажник.
— Пара чемоданов с самой необходимой одеждой, — вызвался со своими объяснениями Бэк.
— Откройте, газет нет? — пограничник рылся в одежде.
— Нет.
— Оставьте машину здесь и пройдите в помещение «Е», — скомандовала пышущая здоровьем женщина.
В ожидании контроля паспортов стояла длинная очередь, и впервые Кори увидел, как апатичны люди, привыкшие ждать, всю жизнь простаивая в длинных, похожих на процессии очередях в магазинах, на почтах, в государственных учреждениях. Эго вечное
— Помещение «Е» для проверки заграничных паспортов, — показал еще один пограничник Кори и его попутчикам.
— Такова участь автомобилистов, — сказал Сорсен и улыбнулся.
Пограничник не отозвался на шутку.
В помещении «Е» за маленьким письменным столом сидел служащий с утомленным лицом.
— Двое американских и двое шведских туристов, — сказал Сорсен, кладя паспорта на стол перед усталым чиновником. Тот принялся листать паспорта, и тут зазвонил телефон. Чиновник поднял трубку.
— Да, — сказал он, внезапно в упор уставясь на Сорсена, а потом переведя взгляд на Кори. — Номер разрешения?
Он что-то отметил в своих бумагах, зажав телефонную трубку между головой и плечом и прикрыв освободившейся левой рукой правую, которой что-то писал. Потом он положил поверх написанного другой листок бумаги и взглянул на Бэка.
— Снимите ваши затемненные очки, — сказал он. — Зачем вы их носите ночью?
— Глаза болят, — ответил Бэк, снимая очки. — Надеюсь, наши фотографии в паспортах не вызывают у вас подозрений, что мы бежали из тюрьмы? — засмеялся он.
Но чиновник его уже не слушал и повернулся к Гиллелю.
— Ваша фамилия Тэйлор?
— В паспорте же все написано — тотчас вмешался Сорсен, заметив, что Гиллель колеблется и сразу ответить не готов.
— Я спрашиваю не вас, а его, — сухо прервал Сорсена чиновник.
Гиллель кивнул.
— Мы едем в Прагу, — сказал Кори, — на симпозиум.
Чиновник не знал, что такое симпозиум, но сказанное Кори удовлетворило его, и он поставил в паспортах печати. Сорсен, с нарочитой неторопливостью, взял паспорта у чиновника, после чего Бэк, Кори, Гиллель и сам Сорсен молча вышли из помещения «Е».
— Надо поскорее убираться отсюда, — сказал Сорсен.
Они сели в машину и тронулись в путь. На новом контрольном пункте Сорсен еще раз предъявил паспорта. Потом они проехали нейтральную полосу шириной в сто ярдов и миновали указатель с надписью «ЧССР — Чехословацкая Социалистическая Республика».
— Пронесло, — прошептал Бэк. — Я думал — все, конец, когда этот немец уставился на меня.
Опять остановка — еще один контрольный пункт. Пограничник в зеленой форме, болтая о чем-то со своими сослуживцами, стоял перед маленьким домиком, который раньше был, наверное, обыкновенной крестьянской хатой. Сбоку от дороги виднелся небольшой ресторанчик. Крестьяне с чемоданами, для надежности перехваченными ремнями и веревками, ждали автобуса на остановке. Мир стал вдруг казаться уютным и спокойным.
— Паспорта, — сказал пограничник в грязноватой, поношенной форме с потертыми обшлагами.
— У нас нет чешских виз, — дружелюбно сказал Сорсен, глядя в открытое, приветливое лицо пограничника.
— Можете
В его голосе слышались зависть и доброжелательность. Для него мир кончался здесь, на границе.
Перед домиком стоял маленький, шаткий столик. Кори внимательно изучал бланк, который вручил ему пограничник «Место рождения, возраст, цель визита, длительность пребывания, номер паспорта», и с беспокойством поглядывал на Гиллеля, который всматривался в те же надписи на своем бланке, хмуро сдвинув брови.
— Могу я на минутку взять оба американских паспорта? — спросил Кори. — Мне нужен номер. И моему другу тоже.
— «Б семь тысяч пятьсот тридцать девять, Е пятьдесят семь тысяч четыреста восемьдесят девять», — прочел пограничник.
От него не укрылось, что Гиллель не уверен в себе.
— Доктор Сесиль Тэйлор, — продиктовал Кори. — Родился в Вашингтоне восьмого августа тысяча девятьсот тридцать девятого года.
— Он что, не знает собственной фамилии и даты рождения? — спросил пограничник, зорко присматриваясь к Гиллелю.
Еще двое пограничников, собравшихся было выпить пива из бутылок, которые они только что откупорили, оторвались от своего приятного занятия и тоже с интересом уставились на Гиллеля.
— Конечно, знает, — засмеялся Кори. — Это я проверяю его память.
Пограничник просунул паспорта и заполненные бланки в прорезь окошка, прикрытую черной занавеской.
— А что за процедура происходит за этим окошком? — спросил Кори.
Дружелюбие пограничника казалось маской, за которой в действительности притаилась угроза грубого насилия, готового сразу же совершиться по ту сторону границы.
— Вам выдадут здесь ваши визы, вы должны будете заплатить за них долларами, — объяснил пограничник и принялся чистить ногти перочинным ножом.
Несколько других пограничников осматривали «вольво», обходя машину со всех сторон.
— Камеры, транзисторные приемники при вас имеются? — спросил один из них Сорсена.
— Нет, — ответил Сорсен. — У вас нет приемника, доктор?
Гиллель медленно покачал головой, и лицо у него при этом стало изумленно-испуганным. В эту минуту он был похож на лунатика.
— Я знаю Прагу, — сказал он. — Я не хочу ехать туда. Это… это кошмар…
Кори взял Гиллеля за руку и отвел в сторону, так чтобы пограничники не могли слышать их.
— Вы же знаете, что никогда не бывали в Праге. Давайте научимся как-то отличать память Хаузера от вашей. В Праге все будет хорошо, только пока мы будем там, никому ни о чем не говорите.
— Я должен сказать вам о тех страшных событиях и ситуациях, которые прочно засели в моем сознании и не дают мне покоя. Я знаю, что это было не со мной, и все-таки… Нет, не могу от этого уйти, как будто сам переживал все. Это похоже на те кошмары, что преследуют меня и после пробуждения. Но не волнуйтесь, Дотторе, я знаю, что делаю, а это, мне кажется, самый важный аспект нашего эксперимента. Пока что я контролирую свои поступки.