Искатель, 1998 №7

Клугер Даниэль Мусеевич

— А где я возьму другое время? Я ведь кручусь целыми днями, ты даже не представляешь, Натан, если я сейчас что-то имею, сколько мне это стоит здоровья, и нервов, и всего…

— Ладно, ладно, я верю, рассказывай. Значит, в шабат ты гулял по Ор-Акива…

— Нет, это родственники живут в Ор-Акива. А гуляли мы по Кесарии. Приятное место, красивое. Ну, и посмотреть приятно, как люди устроились. Да… — Он замолчал, стараясь припомнить поточнее. Натаниэль его не торопил.

— Ну вот, — снова заговорил Баренбойм. — Идем,

посмотрим на эти виллы… Между прочим, в России сейчас есть не хуже, а даже лучше, и не только для обкомовцев..

— Ты хочешь сказать, что в Кесарии живут обкомовцы? — с серьезным видом спросил Розовски. Баренбойм оторопело на него уставился.

— Что?.. При чем тут… Я просто хочу сказать, что раньше в Союзе шикарные виллы имели только обкомовцы, а сейчас, если зарабатываешь нормально, тоже можешь иметь.

— A-а… Ну-ну. И что же Кесария?

— А то, что мы проходили мимо виллы Розенфельда как раз тогда, когда он из нее выходил.

— Ари?

— Нет, при чем туг Ари? Если бы Ари, я бы не удивился.

— А ты удивился?

— В тот раз нет, — честно ответил Баренбойм. — А сейчас — да.

— Чему именно? — спросил Розовски.

— Так ведь с виллы Ари выходил Шмулик Бройдер, собственной персоной! — торжествующе завершил рассказ Баренбойм.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Та-ак… — Розовски помрачнел. После всех сегодняшних событий ему вовсе не улыбалось навесить на себя еще и расследование обстоятельств гибели Шмулика. А судя по всему и особенно — по рассказу Баренбойма, без этого не обойтись. Он спросил: — Когда это было, не помнишь?

— Почему не помню? Помню — в день рождения моей племянницы Вики. Она и живет в Ор-Акива.

— Замечательно. А поточнее? Видишь ли, — произнес Натаниэль с абсолютно серьезным выражением лица, — я и собственный день рождения не всегда вспоминаю, а твоей племянницы — тем более.

— В мае. Шестнадцатого мая этого года.

Четыре месяца назад. Тогда же Розенфельд внес в страховой договор пункт о смерти в результате убийства. Что было четыре месяца назад? Розовски пометил в ежедневнике. Надо выяснить, чем занимался президент «Интера» весной. Он черкнул вверху страницы: «Срочно», поставил восклицательный знак и трижды подчеркнул. Многовато заметок появилось в этом разделе за сегодняшний день.

— Ну что? — спросил Баренбойм. — Я прав? Есть между ними какая-то связь?

— Н-да-а… Ныне покойные хорошо знали друг друга, ходили друг к другу в гости и пели хором веселые кладбищенские песни… — задумчиво произнес Натаниэль. — Ты прав, прав. Ты мне очень помог.

— Что ты, Натаниэль, не о чем говорить, — полыценно улыбнулся Баренбойм.

Дверь отворилась, в кабинет вошел Алекс.

— Можно?

— Садись, рассказывай.

Алекс выразительно покосился на Баренбойма. Тот немедленно поднялся.

— Мне пора, Натаниэль, — он протянул руку Розовски. —

Рад был помочь. Тете Сарре привет.

— Обязательно. Пока, Володя.

Когда дверь за Баренбоймом закрылась, Алекс уселся в кресло напротив шефа.

— Итак?

Маркин собрался было рассказывать, дверь снова распахнулась, и на пороге появилась разгневанная Офра.

— Вы что, решили здесь заночевать?

— У нас еще есть дела, — сухо ответил Натаниэль. — Ав чем дело?

— В том, что уже половина седьмого. Я работаю до шести.

— Замечательно, — сказал Натаниэль. — Свари нам по чашке кофе и можешь идти.

Офра перевела взгляд на Алекса Маркин молча развел руками.

— Никакого кофе вам не будет, — заявила Офра. — Можете сидеть хоть до утра, я пошла. В конце концов, может быть у меня личная жизнь?

— Ну, конечно, конечно. Только свари кофе. Ты же не хочешь, чтобы мы тут просидели еще десять часов?

— А мне все равно… Десять часов?! — охнула она. — Почему десять часов?

— Потому, — объяснил Розовски, — что в такое время наши головы без кофе работают вяло. Мы будем разговаривать очень медленно. И застрянем на десять часов, не меньше.

Офра задумалась.

— Хорошо, — заявила она. — Я сварю вам кофе, но вы уйдете отсюда максимум через полчаса.

— Согласен, — Розовски благодарно улыбнулся.

— И завтра я выхожу на полчаса позже, — добавила Офра.

Натаниэль махнул рукой, соглашаясь. Офра вышла.

— Шмулик Бройдер живет… то есть жил с женой в Рамат-Авиве, — сказал Маркин. — Переехал туда недавно, в позапрошлом месяце.

— Ты ходил к нему?

— Естественно. Тебя же долго не было на службе. Я и решил… — Маркин растерянно заморгал длинными ресницами. — А что, не следовало?

— Конечно, следовало, не обращай на меня внимания… — Розовски потер виски, поморщился. — Голова раскалывается. Сумасшедший день. Два сумасшедших дня, — поправился он. — Один клиент требует заранее установленных результатов расследования, другой клиент, вернее, клиентка, она же — подозреваемая, дает себя ухлопать, едва прилетев в Израиль. Третий… — Он обреченно махнул рукой. — Может, на них наш климат так действует, а?

Маркин улыбнулся и пожал плечами.

— Ты сам сколько здесь? — спросил Розовски.

— Пять лет. А кто это дал себя ухлопать? — с любопытством, впрочем, достаточно академическим, спросил Маркин.

Розовски вздохнул.

— Выкладывай. Что собой представлял этот Бройдер?

— Да, в общем, малоприятная фигура. Из тех, знаешь, кто приехал в страну с надеждой быстро разбогатеть, по возможности ничего не делая.

— Таких много.

— К сожалению… Так вот, за те четыре года, что он здесь, он попадал в поле зрения полиции по меньшей мере трижды. Правда, его ни разу не судили, но задерживали, как я уже сказал, трижды…