Искатель, 1998 №7
Шрифт:
— Не сердись, — словно оправдываясь, сказал на это Гофман.
— Да нет, это я не тебе… — буркнул Натаниэль.
— Читал газеты? — спросил Давид.
— Н-ну… — неопределенно протянул Розовски. — А что ты, собственно, имеешь в виду?
— Значит, не читал. — Профессор немного помолчал. — Послушай, ты можешь приехать?
— Когда?
— Сейчас.
— О нет, Давид, — промямлил Натаниэль. — Дай мне немного прийти в себя. Я сейчас направляюсь домой. У меня тут масса малоприятных дел, и мне… Вообще, я плохо переношу чужие машины, а езжу сегодня целый день на маркиновской «Субару». Укатала она меня, черт… Ты
— Н-не знаю, — как-то нерешительно сказал Давид. — Послушай, Натан, я все понимаю, ты очень устал, ты хочешь отдохнуть, но ситуация экстраординарная. Если ты не можешь приехать к нам, я приеду к тебе. Не сейчас, конечно, а попозже, часов в восемь, договорились? Потом выгонишь меня, если захочешь. Но сначала выслушай.
— Послушай…
Гофман уже положил трубку.
Натаниэль с досадой перебросил аппарат на заднее сиденье. Как чувствовал, что звонить лучше завтра. Или послезавтра. Или вообще не звонить. Что делать, трудно отказать старому другу, тем более если он редко обращается за помощью.
— Ч-черт, когда же я наконец отдохну… — Настроение Натаниэля было испорчено окончательно. — Что за день сегодня такой? — Он притормозил у ближайшей лавочки, купил «Едиот ахронот». — Что он, собственно, имел в виду?
Стоя у машины, Розовски быстро просмотрел заголовки первых полос. Дорожные происшествия? Арест ста двадцати членов «ХАМАС»? Очередной скандал вокруг «русских» денег? Закрытие подпольного казино?.. Все это не то. Он сложил газету, бросил ее на сиденье. Уже повернув ключ зажигания, он случайно заметил заголовок на последней полосе, внизу страницы: «Трагедия в университетской лаборатории. Лаборант Михаэль Корн найден мертвым».
И ниже, чуть крупнее: «Поверит ли тель-авивская полиция в древнее проклятие?»
Розовски полулежал в кресле и с ленивым интересом наблюдал за своим другом. До приезда Гофмана он успел принять душ и наскоро перекусить и потому чувствовал себя если не отдохнувшим, то по крайней мере более свежим, чем сразу по приезде, и, хоть и без особого желания, но готов был выслушать профессора. Однако пауза почему-то затягивалась. Похоже, Дуду Гофман не знал, с чего начать разговор. Он рассеянно разглядывал книжные полки, зачем-то переставлял кофейные чашки на журнальном столике и явно не хотел встречаться взглядом с хозяином квартиры. Розовски решил помочь ему.
— Я прочитал извещение о смерти твоего лаборанта, — сказал он. — Честно говоря, не очень понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
Гофман, в очередной раз остановившийся перед книжным шкафом, круто повернулся. При его комплекции подобные движения выглядели достаточно забавно, словно шарик крутанулся вокруг своей оси.
— Самое прямое, — сказал он. — Самое прямое отношение. Не к тебе лично, а к частному детективу, бывшему сотруднику полиции. То есть к человеку, имеющему опыт в раскрытии запутанных преступлений.
Натан рассмеялся.
— Ты становишься льстецом, дружище. Но ясности твоя лесть не прибавляет. Давай, выкладывай, что у тебя там.
— Сначала скажи ты.
— Я? — Натан удивленно поднял брови. — Что именно я-то могу рассказать тебе?
— Что ты понял из этого сообщения?
— Ничего. — Натаниэль переменил позу, закинул ногу за ногу
— Мне нужно было уйти раньше, у меня вечером была лекция, — ответил Давид, садясь в соседнее кресло. — Я ничего ему не позволял и ничего не поручал. Он остался почитать эту книгу. Насчет переутомления и слабого здоровья — полная чепуха, не знаю, откуда журналист взял это. Корн был спортивным парнем, молодым. Между прочим, порядочным лентяем, так что относительно переутомления — тоже вранье. Конечно, нехорошо так говорить о бедном парне, но ничего не поделаешь. Вообще-то он мне нравился. Потому я и не обращал внимания на его лень… Ах, чертова книга! — выругался вдруг он и с досадой ударил кулаком по собственной ладони.
— Господи, Давид, — Штан откровенно зевнул. — Надеюсь, ты пришел ко мне не по поводу бреда о древнем проклятии? Кстати, в чем оно заключается? Корреспондент, пытаясь об этом рассказать, сам запутался.
Давид промычал что-то неопределенное.
— Очень содержательное объяснение, благодарю, — Натаниэль любезно улыбнулся. — Будем учитывать его в дальнейших наших рассуждениях… Медики сказали, что никаких следов насильственной смерти они не обнаружили. Следовательно, никакого преступления не было. Нельзя же требовать от полиции, чтобы она расследовала каждый сердечный приступ. — Розовски посмотрел на часы. — Сейчас должен подойти мой помощник, у нас тут намечается нечто вроде небольшого совещания, не обижайся. Так что давай-ка я сварю еще по чашечке кофе, мы с тобой выпьем по рюмке коньяку, и ты поедешь к себе домой. И выбросишь из головы мистическую чушь. Договорились? — Натаниэль поднялся из кресла и направился было в кухню, но следующие слова Гофмана остановили его.
— Это не смерть от сердечного приступа, — медленно произнес Давид. — И не мистическая чушь. Это убийство.
— М-м-м… — неопределенно промычал Розовски. — Знаешь, я все-таки сварю еще кофе, а вот потом…
Вернувшись из кухни и поставив поднос с дымящимися чашками на столик, Натаниэль снова сел в кресло и сосредоточенно посмотрел на друга. Конечно, Гофман не шутил. И, конечно, Розовски сразу понял, что у Давида есть свои — и серьезные — соображения насчет происшедшего. Натаниэль хорошо знал своего друга, а если и валял сейчас дурака в разговоре с ним, то просто от усталости.
— Вот что, — сказал Натаниэль. — Это очень и очень серьезное обвинение. Даже при твоей сегодняшней, вполне естественной, нервозности, бросаться им не стоит. У тебя есть основания считать, что это именно убийство?
— Есть, — твердо ответил Давид. — Более того — я знаю, кто преступник.
— Это интересно… — Натаниэль глубоко затянулся сигаретой, с сожалением посмотрел на нее и положил в пепельницу. — Шестой раз даю себе слово бросить курить… Ты заявил об этом полиции?
Гофман покачал головой.