Искатель. 2014. Выпуск №4
Шрифт:
Он развернул ее к себе:
— Хотите ясности? Я не могу без вас. Ни одного дня. Ни одной минуты. А тут еще весь этот смрад… Все это…Что мне делать? Что?
— Миленький ты мой. Я тебя понимаю. И ждала этих слов. Но ничего тебе сейчас в ответ не скажу. Ты уж на меня не обижайся. Я так хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
— Хорошо? Когда вокруг ни одного нормального человеческого лица. Когда во всем только фальшь, обман и постоянная злоба. Произвол и дикий беспредел. Хорошо?! Когда рядом нет любимого человека. И неделями, а то
— Ну что ты, дурачок. Все будет хорошо, — мягко припала к его дрогнувшей щеке.
Прощаясь, взмахнула перчаткой и прыгнула в притормозивший автобус, который, тяжело покачиваясь, продолжил свой путь по зыбкой городской темени.
Ночь для Комлева обернулась мучительным тягучим кошмаром. Ему снилось, что его втаскивают в вытрезвительскую машину, везут на Солнечную, там ему вяжут за спиной руки, вливают в горло смолянистую обжигающую жидкость, в пинки гонят по бескрайнему, кочковатому полю. Он видит страшные, ухмыляющиеся лики чудищ в милицейской форме. За их угловатыми спинами плывут, дергаются носилки, на которых лежит бездыханная Людмила Ивановна. А, может, это только показалось? Почему-то все уже скрылось серой пеленой. Он хочет крикнуть, позвать, но одно лишь глухое мычание исторгается над дымящимися зелеными березами. Он падает. Снова встает. Бежит к электричке. Впрыгивает в зубастый зев тамбура. Переносится из вагона в вагон. Сзади нарастает оглушительный топот. Он пробивает двери поезда и грудью бросается на налетающее острие щебневой косы…
— Кто тут у нас самый жалостливый?
Следователь оторвался от бумаг на столе и вопросительно поднял глаза на стоящего в дверях дежурного Архарова.
— Ты ведь по части баб слабинку свою имеешь. Вот и пожалей еще одну. Студентка, — лысарик показал на стоящую рядом с ним молодую особу с распущенными волосами и чуть раскосыми бровями. — Со второй встретишься потом. Она пока в больнице…
— Ты тут язык зря не распускай. Здравствуйте, девушка, — Комлев показал на стул.
— С ней там за дверью еще двое парней. А я пошел. Наперстничников еще определить надо, — озабоченно сказал майор.
Испуганные и вместе с тем какие-то цепкие глаза коснулись Комлева.
— Как вас звать-величать? — спросил он.
— Марина Вобликова.
— А меня Афанасий Герасимович. Ну и что же стряслось, Марина?
— Да у меня ничего. Это у моей подруги…В буквальном смысле — со второго этажа она упала. Сотрясение мозга у нее. И еще перелом нескольких ребер. Множественные ушибы…
— А вы что, медработник?
— Нет, это врач так говорил.
— А вы-то чем занимаетесь?
— Учусь. Я студентка филфака.
— На философа, что ль?
— Да нет, филологом буду.
— Значит, изложить связно все умеете.
— Вроде не шепелявлю и не заикаюсь.
— Вот и отличненько. Слушаю вас, будущий филолог. Так что там у вас
— А я вроде уже сказала. Из окна выпала.
— Меня интересует, как это случилось?
— Вы хотите спросить, почему это произошло?
— И то и другое хотел бы услышать.
— Ну, значит, так. Вышла на балкон, перемахнула через перила и… прыг-скок. Со всеми последствиями… А вот почему? Это сказать сложнее.
— В чем же сложность?
— А чужая душа — потемки, гражданин следователь.
— И даже для вас? Вы ведь ее подруга. Ну, хоть что-то в этих потемках было-таки?
— Кое-что просвечивает, конечно. Но утверждать не могу.
— Что же, например?
— Нервишки у нее слабые. Да и плюс впечатлительность. Чрезмерная.
— Постарайтесь прояснить.
— Знаете, сложно это… Она ведь девочкой еще была. Да вы понимаете… А тут вдруг сразу это и произошло с парнем.
— Назовите его.
— А он за дверью дожидается своей очереди.
— С ним мы еще поговорим. А вы мне снова все расскажите. Но подробно, с деталями, от начала до конца.
— Сначала было Слово. Так ведь сказано в Евангелии?
— Не с того начинаете, — дернулся Афанасий.
— Ну, так вы же сами просили. Я вам и уточняю: вот родился человек и судьба его началась.
— Вы свою подругу имеете в виду? Как ее зовут?
— Ида. Аделаида Захарчук. Правда, хорошее сочетание. Нравится?
— Я бы предпочел просто Ида.
— А, понимаю. Вы на имя обратили внимание. Ида. И да и нет в нем звучит. Половинчатость такая. Вот в этом все и дело, уважаемый.
— Кхе. Ну, слушаю дальше.
— Мы в одной группе с ней учимся. Я считала, что она такая же, как и я. Ничем особенным не отличались друг от друга. Ну, мне так казалось. А если бы я знала, что она с левой резьбой, никогда с ней не стала бы. связываться…
— А что у вас за дела общие были?
— Господи, дела! Просто услугу оказать хотела. У нас вот мальчики, — показала на дверь, — занимаются фоторекламой. Ну эти, знаете, календарики, буклетики…
— Так, так, продолжайте.
— Я для них была лучшей моделью… А им, видите, разнообразия захотелось. Почему б девчонке не помочь подработать? Степуха-то не разбежишься. А в кино она все равно не пробьется. Ида даже обрадовалась, когда я привела ее.
— Куда?
— А на квартире Шурика у них вся аппаратура.
— Что же там происходило?
— Нормально работали. Нашли много интересных ракурсов. Все наглядеться никак не могли. С разных сторон снимали. Ню называется.
— Это в каком виде, в натуральном, что ли?
— Ну, как вам сказать. То сигареты… то босоножки французские…
— А она без одежды, что ли? — не выдержал Комлев.
— Что это вас так смущает, гражданин следователь. Хотите, могу показать образцы нашей продукции? — полезла в сумочку.
Афанасий взял пачку фотографий и, чуть покусывая губы, осторожно разложил перед собой: