Искра божья

Глазырина Елена

Откуда-то сверху полилась негромкая восточная музыка, и в зал спустилась четвёрка асиманских рабынь в развевающихся нарядах из тонкой газовой ткани. Их тела и лица окутывала полупрозрачная алая вуаль, оставлявшая напоказ лишь ярко подведённые глаза и соблазнительно выступавшие округлые животы. Женщины, плавно покачивая бёдрами, опутанными сеткой монист, скользили между посетителей, изредка чуть касаясь их кончиками пальцев. Они изгибались, точно змеи, покачивались в такт музыке, звали и манили, обещая неземное блаженство.

Что-то знакомое померещилось

Джулиано в этом неспешном чарующем танце, но что это было за воспоминание, он не смог бы сейчас рассказать даже под пыткой. Горячее тело красавицы на миг прижалось к нему сзади. Курчавый затылок юноши утонул в мягкой прелести её упругих грудей. Женский голос помурлыкал ему на ухо что-то сладкое и щемящее, зовущее и обещающее.

Юношу нестерпимо потянуло на улицу. Он встал и, пошатываясь, вышел за дверь.

Вопреки ожиданиям, свежий воздух не взбодрил Джулиано. Наоборот, его сознание словно окутал плотный хлопковый туман, поглотивший любые сомнения и желания юноши. В голове осталась лишь одна мысль: прийти в школу и поговорить с отцом Бернаром.

Джулиано не помнил дороги до родного «Птичника». Он шёл ковыляющей деревянной походкой, будто заводной болванчик, то и дело ловя угасающим сознанием невнятную суету размытых серых теней по сторонам. Сердце его билось медленно и равнодушно. Слух и обоняние полностью исчезли. Он видел только узкий призрачный туннель, по которому и двигался строго в одном заданном направлении.

— Отче, идёмте со мной, — собственный голос показался Джулиано отстранённым и чуждым.

— Куда, сын мой? — монах непонимающе захлопал редкими ресницами на ввалившегося в комнату воспитанника. Он поднял глаза от чтения требника и бестолково уставился на Джулиано.

— Тут недалеко, — с трудом выдавил Джулиано.

— Да что случилось-то, сеньор де Грассо? На вас лица нет!

— У фонтана вас ожидает очень важный человек.

— Кто? Лукка? — с сомнением переспросил монах.

— Угу, — деревянным голосом подтвердил Джулиано.

— Так чего же вы сразу не сказали? Идёмте скорее!

Джулиано опомнился только после того, как кто-то с силой тряхнул его за плечо.

— Хватит дрыхнуть, Ультимо, пропустишь праздничную мессу! — прогудел над самым ухом раскатистый бас де Ори.

Юноша осторожно качнул тяжёлой головой и потёр руками зудящие виски. Де Грассо показалось, что его череп туго набит старой ветошью и мышиным помётом. Вроде бы и выпил он накануне всего ничего, и голова не болит, но ощущения донельзя мерзкие: словно надели его, как тряпичную куклу, на чью-то несоразмерную руку, использовали в неведомом спектакле и потом выбросили.

— Где это ты так набрался? — поинтересовался стоящий перед зеркалом Пьетро, споласкивая бритву в тазу с мыльной водой.

— Да я почти не пил, — неуверенно возмутился Джулиано, всё ещё прислушиваясь к внутренним ощущениям.

— Ага, не пил! Нам-то хоть не ври. Прибереги эти сказочки для своей дорогой матушки, — фыркнул де Брамини. — Пришёл

в одиннадцать пополудни, разделся и рухнул на тюфяк, как подкошенный. Я тебя звал-звал, а ты только рукой махнул, к стене отвернулся и захрапел.

— Хм, — Джулиано отчаянно почесал зудящую кожу между густых кудрей, словно пытаясь отыскать таким образом разгадку пропавшего времени.

— Ты монаха утром случайно не видел? — поинтересовался Ваноццо у Пьетро.

— Нет, вчера вечером я ушёл из «Птичника», и с тех пор он мне на глаза не попадался.

— Отец Бернар! — это имя заставило Джулиано содрогнуться всем телом. В мозгу всплыли обрывочные воспоминания о туманном прошлом: тягостные похороны, долгие посиделки в «Кошке» с прославленным скульптором маэстро Буонарроти и его друзьями, ночь с Сандрой, утренний разговор с де Марьяно, откровенный танец асиманских рабынь и разговор с монахом перед тем как… Как что? Дальнейшие события подчистую выпали из угасшего сознания юноши.

— Вот чёрт, Дьяболла, Саттана! — юноша подскочил на лежанке и начал лихорадочно натягивать мятые спутавшиеся шоссы.

— Какая муха тебя укусила? — поинтересовался криво улыбающийся де Брамини.

— Отец Бернар в большой беде, — прорычал Джулиано, втискиваясь в мешковатый короткий дублет.

— С чего ты взял? — удивился Ваноццо, принимая подогретое вино из рук слуги.

— Так я его туда и завёл! — бросил Джулиано в отчаянии.

— Погоди, не торопись. Расскажи всё по порядку, — сказал Пьетро, промокая гладко выбритое лицо свежим полотенцем.

— Хм, — пробормотал Пьетро, скептически кривя тонкие губы, четверть часа спустя, — а ты уверен, что всё это тебе не приснилось под воздействием винных паров?

— Да нет же, говорю вам! Саттановы шлюхи меня околдовали танцем и заставили вывести отца Бернара из школы прямо к ним в руки!

— Помнится, однажды тебе уже мерещились голые танцовщицы в той таверне, — Ваноццо раскатисто хохотнул и дружески похлопал приятеля по плечу.

— Угу, — Джулиано, недовольный тем, что ему не верят, вывернулся из-под тяжёлой длани де Ори, — я ещё летом говорил, что в «Ужине» этих ведьм целая кодла собралась.

— Ну сходи, пожалуйся теперь Чазарре Кварто, — пошутил силициец, — чертовщина — это по его части.

— Ага, — горестно согласился Джулиано, — магистр Псов господних будет просто счастлив узнать о судьбе сбежавшего пленника.

— Подумай, Ультимо, — начал развивать свою мысль Ваноццо, — зачем ведьмам заставлять тебя делать что-то для них на глазах у половины Конта? Или ты считаешь, что саттановы отродья начисто потеряли всяческий страх перед святой инквизицией?

— А может быть, Ультимо и прав, — сказал Пьетро внезапно, — на нашего вытянутого друга все колдовские эликсиры действуют странно, не до конца, что ли. Помните корешки, которые испортили дуэль в Колизее? Или ягоды Кипиды, слишком быстро потерявшие свойства? Ведьмы же об этом не знают? Возможно, они хотели одно, а получили совсем другое.