Искра божья
Шрифт:
Джулиано же всё медлил, топтался на серых гладких ступенях, не решаясь заглянуть под купол Пантеона.
Наконец, собравшись с духом, юноша переступил порог храма, засыпанный палой листвой. То, чего он так опасался, не случилось — Талии и детей Медеи нигде не было видно. Не надо было прятать взгляд и бормотать бесполезные извинения. Де Грассо облегчённо выдохнул и направился к группе людей у восточной стены, где юный Феб поражал из лука неведомого врага.
В храме всё было по-прежнему: туфовые статуи безмолвно взирали на смертных бездонными провалами зрачков, эхо шагов и голоса терялись в невообразимой выси кессонного потолка с осыпающейся позолотой, купол совершал своё иллюзорное
У ног древней статуи отверженного бога солнца в небольшой нише рабочие разобрали мраморные плиты. Гроб сеньора Санти, утопающий в букетах цветов, находился рядом с этим неглубоким провалом. Священник о чём-то негромко беседовал с молодой вдовой, временами промокавшей кружевным платочком покрасневшие глаза. Притихший ребёнок прятался в складках её траурной юбки. Двое служек чинно собирали небольшой переносной алтарь. Каменщики месили раствор в объёмистой деревянной колоде, ожидая, когда можно будет опустить покойного в приготовленную могилу и укрепить сверху мраморную крышку с инициалами маэстро.
Джулиано медленно приблизился ко гробу и замер, печально склонив голову, прижимая потасканный берет к сердцу. Так он простоял какое-то время, вдыхая холод и сырость мёртвого храма с примешивающимися к этому запаху настойчивыми ароматами свечного воска, ладана и хрупких подмороженных цветов.
Громкий чеканный стук подкованных сапог по мраморным плитам привлёк внимание Джулиано. Все понурые головы собравшихся безотчётно повернулись на этот звук.
Словно вспарывая мёртвую волглую плоть холодной сталью, сквозь толпу шёл Марк Арсино де Вико. Лицо кондотьера влажно блестело в тусклом свете свечей и казалось высеченным из камня. В углах сведённого жестокой судорогой рта застыли непреклонные складки. Под светлыми бровями залегли густые чёрные провалы, в которых поблёскивали воспалённые угольки глаз. Сырые от воды пряди волос рельефно облепили голову. Промокшая одежда жалась к жёсткому телу мужчины.
Над собравшимися пронёсся неодобрительный ропот. Вдова испуганно прижала к груди малыша, закрыла его собою.
Не обращая внимания на нервные шепотки окружающих, де Вико остановился над телом покойного, крутя между пальцев сверкающий золотом кругляш. Старый священник с озабоченным видом потянулся к кондотьеру, но тот, игнорируя его, быстро нагнулся к мертвецу, вложил что-то в его холодную ладонь и, не говоря ни слова, покинул гулкое пространство древнего храма.
Хмурясь, Джулиано последовал за сеньором Арсино. Со всей возможной поспешностью он вышел под усилившийся дождь, но не застал кондотьера на широких ступенях Пантеона. Лишь вдали, в просвете меж каштановых веток, мелькнула за дождливой пеленой быстро удаляющаяся спина де Вико, окружённого восьмёркой солдат в цветах личной гвардии герцога Фридриха.
Глава 74. Дочери Евы
Джулиано возвратился к укреплениям Адриана, когда ранние зимние сумерки, ускоренные непогодой, уже опустились на столицу. Он, как обычно, шёл пешком и потому ступил на мощёные туфом улицы позже большинства знатных контийцев, давно вернувшихся столицу благодаря скорости их экипажей.
Чтобы промочить горло после дальней дороги, юноша заглянул в «Прожорливую кошку». Он быстро приблизился к чистому столу, за которым подбоченившаяся сеньора Кьянти наглаживала лысую кошку, и заказал кувшин разбавленного вина.
Джулиано окликнули. Смутно знакомый крупный мужчина с кривым носом и чёрной курчавой бородой призывно махнул юноше рукой:
—
Приблизившись, Джулиано опознал в говорившем Микеля Буонарроти. Рядом с прославленным ваятелем сидел юный де Марьяно, печально глядящий в собственную кружку. Третьим собеседником оказался безупречно одетый и напомаженный сеньор Игнацио. В последнем компаньоне, державшем гитару, Джулиано узнал мужчину, аккомпанировавшего ему на площади Энея в день легендарной дуэли с братьями Кьяпетто.
— Si, senor[180], это точно он! Что я вам говорил! — радостно воскликнул незнакомец в широкополой шляпе с пером, звонко шлёпнув по крутому золотистому бедру лежавшего на коленях инструмента.
— Что вам угодно? — чуть более дерзко, чем хотел, спросил Джулиано у сидевших за столиком.
— Дорогой Микель, смотрите, какой типаж! — сеньор Игнацио с ехидцей поджал накрашенные губы. — Чем вам не молодой Давид?
— Хо-хо, скорее Бахус! — не согласился музыкант. — Тогда и усы будут к месту.
— Подсаживайтесь к нам, сеньор де Грассо, помянем славного маэстро Санти, — пригласил именитый скульптор. — Я видел вас сегодня на его похоронах. Вы были так печальны, словно потеряли родного брата.
Музыкант придвинул Джулиано стул. Юноша сел, оглядел богато накрытый столик представителей контийской богемы и неуверенно опустил на него свой скромный кувшин с вином.
— Меня вы, наверное, уже знаете, — горделиво сообщил маэстро Буонарроти со свойственным всем признанным гениям налётом бахвальства. — Сеньору де Марьяно вас представлять, конечно, не нужно. Этот человек с гитарой — Антонио Альварес — шпанский посол. Он сейчас как раз живописал вашу дуэль с какими-то плебеями из провинции. А тот разодетый тип — сеньор Игнацио Медини — помощник судьи, фларийский мот и повеса.
— Здравствуй, Джулиано, — тихо приветствовал юношу де Марьяно, подняв на него покрасневшие от недавних слёз глаза.
— Что за бурду вы пьёте? — поинтересовался Антонио, с брезгливым интересом заглядывая в кувшин юноши.
Де Грассо смущённо пожал плечами.
— Вылейте эти помои, — посоветовал сеньор посол, — у нас тут отличная мадера. Угощайтесь.
С этими словами он переставил кувшин на соседний столик, наполнил пустующую кружку вином и протянул её новому знакомцу.
— Вы настоящий счастливчик, сеньор де Грассо, — сказал сеньор Игнацио, вычищая кончиком позолоченного кинжала несуществующую грязь из-под удлинённого ногтя на мизинце, — можно сказать, вам повезло вернуться с того света.
— No[181]! Какое, к чёрту, везение, сеньор Медини! — возмутился вспыльчивый шпанец. — Это целиком моя заслуга. Моя и славного малого — Сандро де Марьяно.
— Де Марьяно? — Джулиано вскинул на говорившего чёрные глаза.
Маэстро Сандро печально шмыгнул носом.
— Так это вы просили за меня Папу? Вам я обязан своим внезапным освобождением? — спросил Джулиано у посла, косясь на художника.
— Si, senor, — посол весело тряхнул рыжеватой головой, свалив шляпу на пол, — мне посчастливилось принять в этом деле немалое участие. В тот день мне довелось побывать на приёме у его святейшества. Услышав, как маэстро де Марьяно чуть ли не на коленях упрашивает Папу вас помиловать, я присоединил к его горячим мольбам свой рассказ о вашем подвиге. Я просто не мог остаться в стороне. У нас в Шпансии, знаете ли, нет таких глупых запретов на убийство ближнего, как в Конте. Вы стали бы настоящим героем, сеньор Джулиано. Право, что за дикость — казнить человека только за то, что он защищал собственную жизнь!