Искра божья
Шрифт:
— Маура по прозвищу Дикая, трибунал святого капитула нашёл тебя виновной в наведении порчи, использовании магии и колдовства, сговоре с Дьяболлой и продаже владычице ада своей бессмертной души с дальнейшим получением от неё колдовской силы посредством заключения одного из её проклятых демонов в тело чёрного кота. Признаешь ли ты свою вину, богомерзкая ведьма? — громким голосом вопросил нунций, брезгливо поджав губы.
— Мм-а-а, — протянула бабка, капая слюной на холщовое арестантское платье. Её длинный синюшный язык выпал наружу и облизывал подбородок.
—
— Базиль, Базиль! — неожиданно завопила карга и бросилась с кулаками на монаха, державшего клетку с животным. — Не трожьте котика!
Монах выставил вперёд крепкий кулак и с силой ударил старуху в плечо. Маура развернулась и хлопнулась на задницу, гремя костями о доски помоста.
— Проклинаю! — громкий вопль ведьмы пронёсся над притихшей толпой. Старуха протянула к небесам скрюченные коричневые пальцы с пожелтевшими длинными ногтями и заголосила. — Проклинаю ваш смрадный вертеп! Пусть Незида пошлёт мор и несчастье на ваши головы! — волосы карги в полном безветрии встали дыбом на её сморщенном черепе. — Пусть отворятся врата Тартара, и пламень с серным пеплом покроет всю землю! Пусть Гадэс изъязвит вашу кожу ранами и болячками! Пусть померкнет солнце и…
Люди слушали хромую каргу в немом суеверном ужасе, казалось, даже забыв дышать. Монах, ударивший старуху, пятился назад, выронив из рук клетку с шипящей тварью. Тёмное облако на миг закрыло божий свет, и по людскому морю прокатился испуганный ропот.
Хмурый Пёс господень, крадучись, приблизился к ведьме сзади и легонько тюкнул старуху обухом короткого поясного топорика по темечку. Маура осела на эшафот бесформенной кучей тряпья. Её кот бесился и скалился в клетке, сверкая на всех горящими янтарными буркалами. Сильные злые руки стражников схватили ведьму и поволокли на костёр, с яростью поколачивая безвольную старуху в отместку за пережитый мгновение назад страх.
В толпе раздались одиночные яростные крики всё более набирающие силу:
— Сжечь ведьму! На костёр старую суку! Бей её!
Джулиано не стал дожидаться развязки, ему стало муторно и тошно на сердце. Юноша развернулся и, с трудом протискиваясь мимо замерших в предвкушении огненного финала людей, побрёл прочь с Пьяццо Навона.
Стеной Самоубийц в Конте называли часть старых городских укреплений Адриана, проходивших аккурат через парк Лукулла. Внутренняя часть стены была вершиной крутого холма, а наружная выходила на каменистый пустырь и кладбище Святого Августина, обрываясь отвесно вниз на высоте около двадцати пяти локтей. С давних пор это место облюбовали несчастные мятущиеся души, желающие поскорее свести счёты с никчёмной земной жизнью. Камни и обломки кирпича под стеной не раз обагрялись их кровью. И никакие запрещающие эдикты Папы с обещаниями вечных загробных мук и страданий не могли положить конец этой
Именно тут, на краю осыпающегося зубчатого обрыва, под старой пинией с длинными бурыми иглами, Лукка поджидал Джулиано. Викарий нетерпеливо прохаживался по низкой туфовой кромке стены. Отец Бернар пристроился на возке и с тревогой поглядывал на знойный, стрекочущий кузнечиками, летний пейзаж. Сонная кобыла Лукки спокойно пощипывала скудную травку, пробивавшуюся из каменистой почвы под деревом.
— Ну что, насмотрелся? — спросил Лукка подошедшего брата.
— Ага, — юноша с любопытством перегнулся через крошащуюся кладку.
Внизу, среди чахлой травы, на белеющих камнях лежало изломанное тело женщины в простом невзрачном платье горожанки. Шея её выгнулась под странным углом, и потухшие светлые глаза равнодушно смотрели в безоблачную голубую даль. Группа ворон, сварливо каркая, расселась на ближайших камнях и пока ещё с опаской поглядывала на будущий ужин.
— Может стоит кому-нибудь сообщить? — предложил юноша.
— Вот и я о том же толкую, ваше преосвященство, — вмешался отец Бернар, — не по-людски это, не по-божески. Что ж мы её тут так и бросим?
— Она сделала свой выбор, — равнодушно откликнулся Лукка. — Самоубийцам закрыт путь в райские кущи, а телу уже всё равно. Не переживайте так, отче, вечером здесь всегда проходит караул городской стражи. Они наверняка заметят и подберут тело. Нам же недосуг сегодня.
— Эх-эх, молодая ведь совсем ещё, — монах горестно вздохнул, — ей бы жить и жить. Детишек растить да мужа любить.
— Возможно, покойница исповедовала идеи Ноланца, — предположил Лукка.
— Разве он утверждал, что самоубийство не грех? — удивился Джулиано.
Лукка подошёл к кобыле и легко вскочил в седло.
— Ноланец отрицал основные догматы церкви. В своих трудах он утверждал, что никакого сына божьего не было, и хитрый джудитский чародей всех обманул. Он верил, что жизнь не имеет конца, но не в том понимании, которому учит нас истианская церковь. Бруно писал, что каждое существо стремится к бессмертию, перерождаясь бесконечное количество раз, пока не добьётся особой пронзительности ума и не сольётся с бескрайним простором космоса. Он приравнивал человека к богу, ставил на одну с ним ступень. Ноланец утверждал, что забытые боги ошиблись, а отверженные просчитались, и что божья Искра доступна каждому.
— Боже сохрани нас от такой ереси, — пробормотал отец Бернар, истово крестясь.
— Его теории были весьма туманны. Мне кажется, он и сам до конца их не понимал, оттого и суд над Бруно длился почти шесть лет.
— Он знал секрет вечной жизни? — уточнил Джулиано.
— Можно и так сказать, — лёгким ударом пятки Лукка послал сонную кобылу вперёд, — если точнее: он утверждал, что обрёл его или обретёт в ближайшее перерождение.
Глава 25. Расхитители гробниц