Искра божья

Глазырина Елена

— Быстрей, Лессандро — это муж явился! Ложись сюда, прикинься наковальней.

Любовник встаёт полуголым на четвереньки и замирает.

На сцену вбегает ещё один юноша с золотистыми волосами.

— О, Мессалина, ты ли это? Моё нутро горит от предвкушенья! Огнём пылают каменные чресла!

— Приди в мои объятия, Венченцо! — восклицает актриса, протягивая к вошедшему мягкие белые руки. — Где был ты, расскажи мне без утайки?

Снова раздаётся стук, любовники кидаются навстречу друг к другу.

— О, небеса! Мой муж опять явился! — актриса в ужасе

прижимается ко второму актёру, и её горячий шёпот разносится по всему театру. — Ложись сюда. Прикинуться мехами тебе придётся, дорогой мой Вичи.

Второй любовник ложится рядом с первым на бок и задирает кверху ногу. Входит пожилой актёр в образе мужа. Его голову украшают раскидистые рога и позолоченная корона.

— Боже, как они посмели! — гневно прошептала женщина рядом с Арсино, стискивая его руку в своей.

— О чем ты? — кондотьер нахмурился. — Они изображают сцены из жизни Мессалины, жены императора Клавдия, развратнейшей из женщин древности. Корона тут лишь символ императорского достоинства Клавдия.

— Нет, это грязный намёк!

— Глупости. Не придумывай, — отрезал де Вико.

— Императоры не носили корон! — яростный шёпот женщины тошнотворным комком поднялся к горлу Арсино.

— Считаешь, дешёвому драматургу это известно?

— О, Мессалина, ты не спишь? Всё ждёшь меня, моя голубка. Я вижу, новый инструмент у нас в хозяйстве появился? — рогатый муж с интересом осматривает двух любовников, обходя их по кругу.

— Подарок это на твоё рожденье, — заверяет женщина старика, умильно тряся круглым личиком.

— Прекраснее не мог я и помыслить! — довольный старик берётся за торчащую вверх ногу любовника и начинает «качать меха».

— Пуф-пуф-пуф, — говорят меха.

— Да, ты примерно угодила мужу, моя Кипида, глаз моих услада, краса заката жизни! — старик треплет неверную жену за щёчку. — А ну-ка, испытаю наковальню. Подкова где моя? Подай мне верный молот?

Актёр берёт инструменты и кидает подкову на спину первого любовника, замахиваясь молотом. Наковальня начинает медленно уползать со сцены, вслед за ней ползут «меха».

О, как легка её походка — горная серна сравнится ли в ловкости с нею? Её профиль так тонок! Точёные пальцы дрожат, теребя поясок зелёного платья. Куда ты торопишься, прелестная нимфа? Отчего оставила длиннобородого старца в одиночестве?

— Ты куда? — маленькая рыжеволосая женщина в роскошном бордовом платье ухватила Арсино за руку.

— На нас смотрят! — он гневно вырывал ладонь из её пухлых пальчиков.

— Ну и пусть, мне всё равно, — её капризный навязчивый голос противно резанул слух кондотьера.

— Ваш муж всё узнает, — огрызнулся мужчина, — вы компрометируете себя.

Женщина отвернулась, делая вид, что утирает слёзы.

— Ему плевать — он старый кастрат! Он пройдёт мимо, даже если ты отымеешь меня на нашем супружеском ложе.

Горький упрёк прошёл мимо ушей кондотьера. Мужчина покинул капризную сеньору

и быстрым шагом направился к выходу вслед убежавшей красотке.

Перед театром собралась целая артель дремлющих на козлах возчиков. Сонные лошади топтались на месте, всхрапывая и шумно вздыхая в ожидании своих ездоков. Под мраморными арками театра, в одной из тёмных ниш грязная дешёвая куртизанка натужно охала и стонала, отдаваясь за горсть рамесов случайному прохожему или кому-то из нерадивых ценителей искусства, решивших подменить духовное наслаждение плотскими утехами.

Луна стальным серпом плывёт над низким частоколом крыш, купаясь в крови заката. Она сегодня мой соучастник и враг. Луна укажет мне путь и не даст укрыться. Где ты, манящая Кипида?

Арсино прошёлся вдоль сонных лошадей, толкнул под бок парочку возниц.

Никто не видел прекрасной девушки в зелёном, выскочившей из театра. Кондотьер тяжело вздохнул и уселся на мраморную базу колонны, привалившись спиной к её тёплой ребристой поверхности.

— Э-эй, воин? — тощая изъязвлённая рука коснулась плеча Арсино. — Хочешь, я покажу тебе звёзды?

Кондотьер потёр глаза ладонями, наверное, он задремал и сам не заметил, как это случилось. Проклятая бессонница. В последнее время с ним такое иногда бывало. Когда долго не спишь, сон может застигнуть врасплох в любом самом неожиданном месте.

— Чего тебе, старуха? — спросил он раздражённо.

— Звёзды, — напомнила женщина, — любовь. Стоит не дорого. Сущий пустяк.

Арсино прищурился, силясь разглядеть лицо подошедшей, иссечённое лунными тенями увитых глицинией решёток. Тёмные глаза незнакомки сверкали на бледной коже, покрытой болезненным румянцем, светившимся даже в темноте. Тусклые золотистые локоны свисали безжизненной паклей.

— Каллипига?

— Кто ты? — удивилась шлюха и испуганно отпрянула к стене. — Я тебя не знаю!

— Ну как же, это я — Арсино.

— Не знаю, не знаю! — заскулила женщина.

— Бедняжка, что с тобою стало? — кондотьер с брезгливой жалостью дотронулся до ломкой пряди её волос. — Ты больна?

— Я никому не нужна, — захныкала Каллипига, — все сторонятся меня. Они только берут и ничего не дают взамен. Берут и берут, берут и берут…

— Нет, Каллипига, ты что-то путаешь. Давай я обниму тебя просто так? Помнишь, как нам было хорошо раньше?

— Нет, нет, сеньор. Мы не знакомы, уходите, — шлюха обняла себя за тощие обнажённые плечи и робко попятилась от мужчины во мрак.

— Постой, может ты знаешь, где искать Гейю?

— Гейю? — Каллипига настороженно остановилась. — Гейю? Я её помню, она приходит ко мне… иногда. Она жалеет Каллипигу.

— Как мне её найти? — Арсино схватил шлюху за тощее запястье.

— А-а-а, не делайте мне больно, сеньор, — по напудренному лицу женщины потекли крупные мутные слёзы.

— Да не трону я тебя, дура. Постой, — мужчина дёрнул упирающуюся Каллипигу к себе. Внезапно женщина оскалилась и с нечеловеческой силой вырвала у него свою руку.