Искра жизни. Последняя остановка.
Шрифт:
Нойбауэр вытер вспотевшие глаза. Слегка пошатываясь, он сделал несколько шагов. Требовалась большая четкость в мыслях. Нойбауэр на ощупь выбрался из крольчатника. Ощутив свежесть на дворе, он глубоко вздохнул. Но вместе с воздухом он словно вдохнул и доносившееся с горизонта беспорядочное грохотание. У него задрожало в легких, и он снова почувствовал слабость. Легко, без отрыжки его вырвало около дерева в окружении нарциссов.
— Это пиво, — проговорил он. — Пиво и «штейнжегер» мне не впрок. — Он окинул взглядом ворота. Альфред не мог его видеть. Нойбауэр немного
— В бардак, Альфред!
— Куда-куда, господин оберштурмбаннфюрер?
— В бардак! — вдруг разозлившись, вскрикнул Нойбауэр. — Ты что, разучился понимать немецкий?
— Бордель закрыт. Сейчас в нем полевой лазарет.
— Тогда вези в лагерь.
Он сел в машину. Ясное дело — в лагерь, куда же еще?
— Как вы оцениваете обстановку, Вебер?
— Прекрасно — Вебер спокойно посмотрел на него.
— Прекрасно? На самом деле? — Нойбауэр нащупал в кармане сигары; потом вспомнил, что Вебер их не курит — К сожалению, у меня с собой нет сигарет. Была пачка, но исчезла. Одному Богу известно, куда я их засунул.
Он недовольно посмотрел на заколоченное досками окно. При авианалетах стекло вылетело, а новое не подвезли. Нойбауэр не знал, что его сигареты во время неразберихи были украдены, и на них с помощью рыжего писаря и Левинского ветераны второго барака на целых два дня были обеспечены хлебом. К счастью, сохранились его тайный записи — все его филантропические указания, которые затем ошибочно воспринимались Вебером и другими. Нойбауэр наблюдал за Вебером со стороны. Казалось, что начальник лагеря был абсолютно невозмутим, хотя за ним водилось немало всяких грехов. Вот и эти последние случаи, когда повесили… Нойбауэра снова бросило в жар. Он почувствовал себя уверенно.
— Что бы вы стали делать, Вебер, — спросил он задушевно, — если бы, предложим, на некоторое время, из тактических соображений, вы меня понимаете, значит, на короткий выжидательный период, противник занял нашу территорию, что, — поспешно добавил Нойбауэр, — как часто случалось в истории, вовсе не означает поражение?
Вебер слушал его с едва заметной лукавой улыбкой.
— Для такого, как я, всегда найдется, что делать, — ответил он по-деловому. — Мы снова расправим плечи, может быть, под другим именем. Ну, скажем, как коммунисты. В течение нескольких лет национал-социалистов больше не будет. Все станут демократами. Но это не так важно. По всей вероятности, я когда-нибудь и где-нибудь устроюсь работать в полиции. Может быть, даже с поддельными документами. Так и пойдет дело.
Нойбауэр ухмыльнулся. Уверенность Вебера передалась ему. — Неплохая идея. А я? Что вы думаете, кем стану я?
— Не знаю. У вас семья, оберштурмбаннфюрер. Тут не так просто позволить себе такие перепады, в том числе нелегальное положение.
— Разумеется — От хорошего настроения Нойбауэра снова не осталось и следа — Знаете что, Вебер, мне хотелось бы сделать лагерный обход. Давно я уже там не был.
Когда он явился в дезинфекционном отделении, Малый лагерь уже был в курсе
Через четверть часа из госпиталя пришло удивительное сообщение: инспекционный обход не преследует карательных целей, шмона в бараках не предвидится, Нойбауэр, наоборот, настроен прямо-таки доброжелательно.
Новый староста блока нервничал. Он орал и командовал. — Только не кричи так, — сказал ему Бергер. — От твоего крика лучше не станет.
— Что?
— Что слышал!
— Я кричу, когда хочу. Выходи! Стройся! — Староста бегал вдоль барака. Собирались те, кто мог ходить. — Это не все! Должно быть больше!
— Мертвецам тоже строиться?
— Заткни пасть! Всем выйти! Лежачим больным тоже!
— Послушай. Об инспекции ничего не известно. Приказ не поступал. Поэтому незачем выгонять весь барак на построение.
Староста блока был весь в поту.
— Я делаю, что считаю нужным. Я староста блока. Где тот, кто всегда с вами тут сидит? С тобой и с тобой. — Он показал на Бергера и Бухера.
Староста блока открыл дверь в барак, чтобы проверить. Именно это Бергер хотел предотвратить. Пятьсот девятого специально спрятали, чтобы он не встретился еще раз с Вебером.
— Его здесь нет. — Бергер загородил ему проход.
— Что-о? Уйди с прохода!
— Его здесь нет, — повторил Бергер, не сходя с места. — Вот и все.
Староста блока уставился на него. Бухер и Зульцбахер встали рядом с Бергером.
— Это еще что такое? — спросил староста блока.
— Его здесь нет, — проговорил Бухер. — Тебе интересно знать, как умер Хандке?
— Вы в своем уме?
Подошли Розен и Агасфер.
— Вы знаете, что я могу переломать всем вам кости? — спросил староста?
— Прислушайся! — сказал Агасфер, вытянув свой костлявый указательный палец в сторону горизонта. — Все ближе и ближе.
— Он погиб не во время авианалета, — пояснил Бухер.
— Мы не ломали Хандке шею. Это сделали не мы, — сказал Зульцбахер. — Ты никогда не слышал о тайном лагерном суде?
Староста блока сделал шаг назад. Он знал, что уже случалось с предателями и доносчиками.
— И вы имеете к этому отношение? — спросил он недоверчиво.
— Будь благоразумным, — спокойно проговорил Бергер. — И не доводи себя и нас до сумасшествия. Ну кому еще захочется попасть в список тех, с кем будут сведены счеты?
— Разве кто-нибудь об этом говорил? — Староста изобразил какие-то жесты. — Если мне никто ничего не сказал, я и знать не знаю, о чем идет речь. А что, собственно, произошло? До сих пор каждый мог на меня положиться.
— Давно бы так.
— Больтке идет, — просигналил Бухер.
— Ладно, ладно. — Староста подтянул свои штаны. — Я прослежу. Вы можете на меня положиться. Я ведь один из вас.
«Черт возьми, — подумал Нойбауэр. — И почему бомбы не упали сюда? Тогда все разрешилось бы в самом лучшем виде. Всегда случается не то, что требуется!»