Искры гаснущих жил
Шрифт:
Но иногда ведь можно побыть эгоисткой.
— Ты, — Кэри смотрит в глаза, потому что ей безумно важно знать правду. — Все еще любишь ее?
Солжет?
Сбежит?
Что бы он ни сделал, это будет не то, чего хотелось бы Кэри. А Брокк, усмехнувшись, коснулся ее волос, точно заранее просил прощения за боль, которую причинит.
— Не знаю, — сказал он. — И да, и нет, и… не думай об этом. Она не вернется.
Конечно, зачем ей возвращаться, если Лэрдис и не уходила?
— Прости.
Простит, поскольку
— Мне не следовало касаться этой темы?
— Пожалуй, — согласился Брокк.
И снова молчание. Затянувшаяся пауза в этой игре на двоих. Надо отступить, поскольку еще немного и Кэри сломается. Ей так хочется дотянуться до него, обнять, прижаться щекой к жесткой отсыревшей ткани, вдохнуть запах дыма и самого Брокка. Поймать.
Не отпускать.
Не отдавать никому, но… разве есть у нее подобное право?
А он тоже чего-то ждет, точно дразнит, пусть и не нарочно.
— Ты стала очень красивой, — ведь не то хотел сказать, Кэри чувствует. А что?
— Мне идет?
— Очень. Жемчужная девочка…
…девушка. И женщина.
А для него все равно ребенок. И значит, ее старания пропали втуне?
— Вчера вы…
— Напугал тебя?
— Ничуть.
— Мне нужно было тебя увидеть. Диту хоронили и… я подумал, что ты не будешь против. Мне не хотелось оставаться одному.
— Я рада… я… — что ему сказать, чтобы тонкая нить, существующая — вопреки всему существующая — между ними не разорвалась. — Я очень ждала вас…
— И сегодня?
Брокк ведь знает ответ. Ждала, среди хрусталя, астр и собственных отражений в столовом серебре. Свечей. Надежд. И пустых обещаний, данных самой себе.
— Кэри, — Брокк взял ее за кончики пальцев, бережно, словно опасаясь причинить боль неосторожным прикосновением, — я не хотел тебя обидеть. Но и вправду столько всего и сразу. А сегодня еще кое-что случилось… Ригер…
Это имя заставило нахмуриться.
— …убит.
— Что?
— Ригер убит, — повторил Брокк. Он подвел Кэри к креслу и, когда она присела, устроился рядом на скамеечке. Он больше не пытался отстраниться, и Кэри, дотянувшись до его волос, перебирала влажные пряди, будоражила вплетенные в них запахи.
Снова дым и едкий. Дерево. Сгоревшее мясо, вонь которого вызывает приступ тошноты, и Кэри стискивает зубы. Но хуже всего — такой знакомый, пусть и подзабытый уже аромат крови.
— Мне пришлось разбираться с кое-какими бумагами, — Брокк уперся локтями в колени, а подбородком — в раскрытую ладонь правой руки. Левая же безжизненно свисала, только пальцы поглаживали гладкую шкуру ковра. — А потом ехать на пожар…
Он оправдывался?
Да.
Из-за Лэрдис? Или потому, что Кэри ждала, а он не появился?
— Не совсем пожар, но…
— Как он умер?
— Горло перерезали.
Отсюда и запах крови.
— Он
Рассказать? Он оскорбится. И расстроится.
— И я дала… триста фунтов.
Брокк рассеянно кивнул и замолчал, думал он о чем-то своем, не спеша делиться мыслями. Он закрыл глаза и, расслабившись, оперся на колени Кэри. Она же, боясь потревожить его, касалась волос осторожно, подушечками пальцев.
Колючие.
И в то же время мягкие. А вода блестит… алмазная пыль на эгретке…
…забыть.
Вычеркнуть и… время ведь есть, сплетенное узором обручальных браслетов, подаренное лишь двоим, и Кэри постарается использовать его.
— Сколько он обычно проигрывал? — вопрос Брокка отвлек от собственных неприятных мыслей. — Кэри…
Он перехватил руку и провел большим пальцем по ладони. Ласка? Нет, просто дружеское прикосновение.
— Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать…
Неприятно. Но не страшно, потому как рядом с ним Кэри не боится собственного прошлого.
— Как когда. Пятьдесят. Или сто… двести, когда случалось. Однажды и триста просадил, но это было лишь раз.
— Ему давали в долг?
— Да, но… — она задумалась, перебирая те воспоминания.
Картинки.
Карты рубашками, вычерненными ее страхом и горем.
Короли, тузы и дамы… дамы появлялись изредка, когда игра подходила к концу, и мадам Лекшиц заглядывала в кабинет. Она прикрывала лицо красным веером, и подведенные углем глаза казались черными провалами. Хрипловатый ее смех вызывал у Кэри приступы безотчетного страха.
— Не больше ста фунтов… и в следующий раз он сначала расплачивался с долгами, а уже потом садился играть.
— То есть, трехсот ему хватило бы надолго?
— Пожалуй, — Кэри убрала руку. — Вы думаете, что его убили за долги?
Брокк повернулся и посмотрел снизу вверх, а морщины на лбу стали глубже, и снова хмурится, сильнее прежнего.
— Есть такая версия. Ты не согласна?
Кэри не знала. Никто никогда не спрашивал ее мнения.
— Пожалуй, не согласна.
— Объяснишь?
Если это продлит разговор.
— Большая игра — это не большие деньги, но люди, которые собирались за столом. Я не знаю, кто они… точнее, не знала… и не знаю… недавно вот…
Сложно рассказывать, и Кэри тяготит собственное косноязычие, но Брокк не торопит. И руку не отпустил, гладит чертит линии, словно рисует что-то свое, особое.
Отвлекает.
Кэри вздохнула и призналась.
— Я встретила Полковника и… он действительно полковник.
Сухие слова, отстраненные, за которыми она сама пытается спрятаться. И в них, зыбких, теряется та недавняя встреча, и горечь шоколада, и запахи странного кафе, но в ушах стоит странный голос чуждого инструмента, покорного белолицей красавице.