Искупление
Шрифт:
– Я не хочу, чтобы вы исчезали, – жалобно призналась Тагрия. – И чтобы нас убивали, тоже не хочу. Разве нельзя так сделать, чтобы все просто жили?
«Мы хотим просто жить», – сказала однажды Зита. И поплатилась – слишком жестоко.
– Не знаю, девочка моя. Иногда мне кажется, что можно. Чаще – что нет.
И если нет, если у двух народов нет будущего, тогда месть останется единственным утешением Сильной Кати. Этого у нее уже не отнять.
Амон с каждым часом удалялся к востоку, и в том же направлении спешил его сын. Кати не следила за ними магией, чтобы не тратить без необходимости Силу, но чувствовала, как увеличивается расстояние и как вместе с ним
Ожидание стало теперь основным занятием не только для нее. Встречая императора и его неизменных советников-жрецов – в просторных помещениях дворца, в обеденной зале, на советах, куда ее приглашали не то из вежливости, не то в надежде на какое-нибудь полезное проявление Силы, – Кати видела в них то же скомканное терпение, с каким, бывает, замирает лес перед неминуемой уже грозой. Дворцовая жизнь текла своим чередом: шли приемы и советы, приходили и уходили лощено-изящные сановники и невозмутимые, загрубевшие в боях войсковые командиры. Предстоящий поход был главным источником тревог и разговоров, и колдунья, вдруг сменившая лагерь, постепенно отошла на второй план. В конце концов, у них уже был брат-принц; одним больше, одним меньше, лишь бы не путалась под ногами, когда люди заняты настоящим делом. Кати такое отношение вполне устраивало.
По просьбе Верховного жреца она провела несколько занятий со старшими из его подчиненных, разъясняя, как действуют некоторые заклятия и как удобнее им противостоять. Эти люди удивляли ее снова и снова. Твердо верящие в недопустимость колдовства, они с готовностью впитывали знания, чтобы затем передать, в обработанном, правда, виде, вниз по цепочке иерархии, где их запомнят и пустят в ход, при этом ни на шаг не отступив от положений дикарской веры. Их неприязнь, спокойная и осознанная, ничуть не мешала ни Кати, чье каждое слово жадно ловилось и записывалось, ни им самим. На фоне общей беспорядочности дикарской жизни их целостность была подобна глотку свежего воздуха.
В день, когда маги начали выпускать существ, Кати несколько часов просидела, закрывшись в отведенных ей комнатах и стараясь разглядеть хоть что-то сквозь плотную магическую завесу. Структура этой завесы была слишком сложной для одного; в переплетении заклятий читались почерки Норна и Лэйна так же, как и Амона. Совет Сильных объединил усилия против одного из своих членов – грустное признание, без которого Кати предпочла бы обойтись.
В тот вечер боевые командиры пили вино с императором в обстановке скорее полевой, чем придворной. За большим столом их собралось почти три десятка – обветренных, бряцающих оружием, зачастую украшенных шрамами разной степени свежести. Огромная комната казалась чересчур тесной для них. Жрец Атуан сидел рядом с императором, с другой стороны, по его просьбе – Кати. Вдоль стен почти незаметными силуэтами застыли стражники и жрецы, везде сопровождавшие императора. Верховного жреца не было.
– Я не могу видеть ясно, – говорила Кати, – слишком далеко, к тому же мне закрывают обзор. Могу сказать, что пока им все удается. Существа голодны, но заклятие держит их в узде, во всяком случае, они пока не пытаются сожрать ни магов, ни друг друга. Если так будет и дальше, не пройдет и десяти дней, как они тронутся в путь. Им придется делать остановки для охоты – животных там мало, а существ надо кормить, хоть немного,
– Сколько их там? – хмуро спросил пожилой воин, чьи слишком большие руки то и дело непроизвольно трогали рукоять меча.
– Трудно сказать. Если верить нашим древним картам, пространства по ту сторону заслона равны примерно половине территории Империи. Конечно, этим картам больше тысячи лет, но в свое время они считались точными. Подумайте сами, как могли за тысячелетия расплодиться существа. Если случится худшее и заслон будет разрушен… Думаю, их будет достаточно, чтобы затопить мир.
– Но это ведь всего лишь звери?
– Нет. Зверями их назвать нельзя. Людьми – тоже, хотя в какой-то миг вы в этом и усомнитесь. Их основная черта – голод. Голод, ярость, неестественная сила и живучесть. И скорость – при виде добычи они двигаются быстрее даже грифона. Я видела… – Кати заколебалась при воспоминании, – видела, что сделало существо со жрецами в Лундисе… в Ферре. Их было больше двух сотен, почти все вооружены, а тварь одна. Но, конечно, их застали врасплох.
Признание не добавило к ней любви, лишь усилило и без того немалую озабоченность. Не страх – разглядывая своих грубоватых, неспешно пьющих и неспешно утирающих усы союзников, Кати не находила в них и капли страха.
– Расчет наших врагов строился на том, что нас они также застанут врасплох, – сказал император. – Теперь, благодаря госпоже Сильной Кати, этого не случится. Мы знаем, чего нам ждать. И зная, мы знаем также, что не вправе проиграть бой.
– Двести с лишком жрецов, мой император, – отозвался большерукий воин. – И не каких-то святошей, в Ферре были сплошь бойцы. Если этих тварей вообще нельзя убить?
– Можно, – возразил император. – Его высочеству брату-принцу посчастливилось лично в этом убедиться. И зная тебя, мой добрый граф Вирик, я догадываюсь, что тебе не терпится сделать то же самое.
– Так-то оно так, ваше величество, – пробурчал тот, польщенный.
– Существа смертны, – сказала Кати. – Их сердце находится в груди, а мозг в голове, и повреждение того или другого в конце концов приведет к смерти. Полагаю, хоть и не уверена, что ваши яды им опасны не менее, чем грифонам. Как быстро они подействуют – это вопрос.
– Наши союзники-аггары встретят их вместе с нами, – сказал император. – Его высочество уже там, и, надо полагать, они также собирают войска.
– Еретики – добрые воины, – заявил Вирик под одобрительное бормотание остальных. – Уж мы-то помним!
Воспоминания давних сражений – дикари против дикарей – пронеслись по комнате почти животным удовольствием. Старшие улыбались, молодые щурились с явной завистью. Кати удержала вздох. Разве можно понять их, находящих радость в убийстве себе подобных – не ради Силы, не за свободу или за будущее, а… зачем?
– Не перепутай, кто наш враг на этот раз, – улыбнулся император, и воины с готовностью рассмеялись. Император продолжил серьезно: – За годы Нашествия мы с вами многое повидали. Ходили в бой, не зная, падем ли с честью, как должно, или потеряем разум от колдовства и станем рабами наших врагов. Ждали, не зная, где они нанесут удар в этот раз, чьи сыновья и дочери намечены новыми жертвами. Кого из нас не коснулось лихо, по чьим землям не прошлась бы тень? Кто не хоронил друзей, не оплакивал любимых? Я знаю – таких здесь нет. Послезавтра мы выступаем, господа, и поход этот должен стать последним. Мы уничтожим наших врагов или падем, и тогда Империя погибнет навсегда. Третьего не дано. Я пью за нашу победу, господа, за победу и за вас, и да пребудет с нами светлый Бог!