Искуситель, или Весь мир к моим ногам
Шрифт:
– Тогда самое время нанести ей визит.
– Я тоже об этом подумала. – Я взяла вилку и стала выписывать на красно-белой клеенке вензеля. – Но мне не по себе и страшно. Страшно встретиться со своим прошлым… Я боюсь встретиться с ней. Но понимаю, что надо.
Мы расплатились и покинули кафе.
Было уже около трех часов пополудни. Я шла медленно, с трудом передвигая ноги.
– Может быть, посидим? – предложил Витя, обхватывая меня за плечи. – Ты, старушка моя, едва бредешь… Если мы пройдем вправо еще метров двадцать, то выйдем к реке. Ты не забыла?
– Нет. Некогда мне рассиживаться. Нужно с Адой поговорить, – буркнула я.
Витя поднял
– Воля женщины – закон. Я же о тебе пекусь.
– Я все понимаю, Вить, прости. Просто я сама не своя перед предстоящей встречей. Лучше бы ее и не было.
Больница находилась на окраине города. Здание, в котором она располагалась, было ветхим и с пятидесятых годов прошлого века, по-моему, вообще не ремонтировалось. Дом был выкрашен блекло-розовой краской и еще издали производил уныло-убогое впечатление.
На первом этаже охранник нас спросил, куда мы идем и к кому. Мы ответили, и проходившая мимо женщина в белом халате, cказала, что Ада Чистякова на улице.
Я шла по узкой дорожке и всматривалась в сидевших на скамейках. Я боялась, что пропущу ее.
Аду я узнала сразу. Она сидела в инвалидной коляске и смотрела перед собой… Седые волосы. Сжатые губы. Даже сейчас в несчастье и болезни она была надменной и обособленной. Мы подошли, и я окликнула ее. Она вскинула глаза и уставилась на меня:
– Ты?
– Да, Ада Игоревна. Это я. Ольга.
– Что тебе надо? Я тебя не звала! Пришла полюбоваться на мою немощь? Это тебе нужно?
– Нет, – я покачала головой. – Не это. Мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос…
– Кто тебе сказал, что я вообще буду с тобой разговаривать!
В ее черных глазах плескались молнии. Я опустила взгляд и обратила внимание на ее руки с набухшими венами.
– Пришла на старую бабку посмотреть? Любуйся! У меня горе: сын умер. И ты пришла меня добивать?
Я сдержалась.
– Я хочу услышать от вас о моем сыне.
– А что такое? – И ее глаза забегали по сторонам. Я поняла: Ада что-то знает…
– Ада Игоревна! Что было, то прошло, я вас простила. Только хочу знать: вы общались с Ирой Зябликовой, нашей дальней родственницей, перед тем, как она пропала с моим ребенком? Может быть, она вам говорила, куда собирается уехать, делилась своими планами… Ада Игоревна! – я сглотнула. – Вы уже старая женщина, не берите греха на душу – ответьте мне на этот вопрос. Прошу вас. Даже если между нами и были какие-то в прошлом ссоры и обиды – самое время забыть о них. Ада Игоревна! – и я с мольбой посмотрела на нее. Я была готова говорить что угодно, только бы она сказала мне, где мой сын.
Она склонила голову набок и внимательно рассматривала меня.
– Похорошела. А была заморыш, – вздохнула она. – Ни рожи ни кожи. Такая же, как твоя мать. Я сразу на твоего отца нацелилась, когда приехала в этот город. Одна с сыном. Муж умер от алкоголя. А твоя мать стояла между мной и им… Мы стали любовниками. Как-то Александр обмолвился, что у нее слабое сердце и Маше нельзя нервничать. Я поняла, что надо делать… Как-то мы занимались с Сашей любовью в его рабочем кабинете. А до этого я попросила одну знакомую сделать твоей матери анонимный звоночек и популярно растолковать, чем ее муж занимается и где. Как я и рассчитывала, эта курица примчалась сразу и, увидев нас, cхватилась за сердце. Что мне и требовалось. Саша был неутешен и чувствовал себя виноватым. Но мне удалось убедить его, что это жизнь виновата, а не он. Прошлого не воротишь, и надо жить дальше. Через три месяца мы поженились, и
Я отступила назад и упала бы, если бы Витя не поддержал.
– Я посоветовала Ирке отдать ребенка в детдом. Ты, мол, собираешься совсем его повесить на нее. А в детдоме ему будет лучше… Я согласилась помочь ей, дала денег на выпивку и вызвалась сопровождать ее в детдом.
Ближе к вечеру мы поехали туда. Ирка волновалась и переживала, все порывалась вернуться домой, но я удержала ее. Часа три ехали – измотались.
Ребенка мы подкинули к самым воротам и поехали обратно. Дорога шла лесом, и здесь Ирка совсем расхныкалась и стала говорить, что зря она в это ввязалась, завтра, мол, позвонит тебе и все расскажет. Ты приедешь и заберешь ребенка… И все такое в том же духе. Сплошные сопли. Я сказала, что устала, и мы сели отдохнуть. Я сделала вид, что направилась в кустики по нужде, и, взяв первый попавшийся камень под ногами, вернулась и шарахнула им Ирку по затылку, которая сидела ко мне спиной. Та сразу обмякла…
Ада замолчала и подняла на меня взгляд, полный ненависти:
– Я не хотела ее убивать, но пришлось. Я не могла допустить, чтобы мой план сорвался… Я решила ее тело к реке перетащить – она недалеко протекала – и там утопить. Но потом я подумала, что это опрометчивый шаг. Если тело всплывет, начнут расследование: что да как. И я ее закопала. Почти всю ночь копала. А утром поехала домой. И тряслась: найдут Ирку или нет? Судя по всему, до сих пор не нашли. Так она в лесу и истлела… прости меня, господи. – И она размашисто перекрестилась.
От этого жуткого рассказа меня затрясло…
Ада закашлялась. Кашляла она долго, потом сплюнула на землю.
– Что еще ты хочешь узнать? Все? А теперь выметайся отсюда. Мой сын уже в земле гниет, а твой еще жив – вот что ненавистно. Надо было сразу его убить. Но мягкотелая я все же была, не решилась. Это уже когда Ирку грохнула – ожесточилась. Как боевое крещение прошла.
Мои зубы стучали.
– Т-ты… т-ты…
Я приблизилась к ней.
– Убьешь? – насмешливо протянула старуха. – Тю-тю. Кровь жидка. Как и у твоего папаши. Телок был…
Я не удержалась и ударила ее. Расчетливо. Наотмашь. Она дернулась и впилась в меня злым взглядом.
– Я… я… убью тебя, – выдавила я.
– Тише… – Витя схватил меня за руки. – Тише…
– Недолго твоему сынку живым-то быть, – усмехнулась Ада. – Недавно тут один молодой человек приезжал. Очень тобой и твоими делами интересовался. Все расспрашивал меня о тебе: то да се. Я ему все и выложила как на духу. Про ребеночка твоего, которого мы в детдом подкинули. А про то, что Ирку я убила, – ничего не сказала. Только обмолвилась, что пропала она после того дня. И все. Ни к чему ему такие подробности знать. – Я замерла. – Деньги он мне в руки совал. За информацию эту. Да не понял он, что мне деньги теперь без надобности. Я спросила его, зачем ему это все. Он как понял, что ненавижу я тебя лютой ненавистью, так и выложил мне: прищемить тебя хотят. И серьезно. Когда я поняла, что несладко тебе придется, так и рассказала все в надежде, что жизнь твоя теперь адом будет.