Искусство стареть (сборник)

Губерман Игорь Миронович

Старость обирает нас не дочиста,время это вовсе не плохое,очень только давит одиночество —ровное, спокойное, глухое.

Влекусь душой к идее некой,где всей судьбы видна картина:если не вышло стать Сенекой,то оставайся Буратино.

Меньше для общения гожусь,в гости шляюсь реже с каждым годом;я ведь ещё вдоволь

належусьрядом со своим родным народом.

Характер наш изношенный таков,что прячутся эмоции живые,а добрая улыбка стариков —ослабнувшие мышцы лицевые.

Когда нам удаётся вставить слово,мы чудным наполняемся тепломи больше вспоминаем из былого,чем было в том растаявшем былом.

Много лет мы вместе: двоекак единый организм,за окошком ветер воет,навевая оптимизм.

Теперь я в лиге стариков,а старость хоть и бородата,меж нас не меньше дураков,чем было в юности когда-то.

Увы, но дряхлой жизни антураж —печальная в судьбе моей страница:едва лишь пошевелится кураж —сей миг заболевает поясница.

Мне кажется, что в силу долголетия,исправно и стремительно текущего,теперь уже нисколько не в ответе яза шалости сезона предыдущего.

Дурея на заслуженном покое,я тягостной печалью удручён:о людях я вдруг думаю такое,что лучше бы не думал ни о чём.

Состарясь, угрюмо смотрю сквозь очки,шепча себе: цыц, не пыхти;но если и правда мы Божьи смычки,то Бог – музыкант не ахти.

Я когда свою физиономиюутром наблюдаю, если бреюсь,то и на всемирную гармониюмало после этого надеюсь.

Конечно, было бы занятнопродлить мои земные дни,но только так уже помят я,что грустно сложатся они.

Живя уже у срока на пороге,ложусь на свой диван во всю длинуи думаю, вытягивая ноги,что скоро их и вовсе протяну.

Я мельком повидал довольно много,и в этой мельтешистой скоротечностименя хранили три некрупных бога —упрямства, любопытства и беспечности.

Забавная такая хренотеньменя пугает нагло и бесстыже:чем

дольше я коплю на чёрный день,тем чёрный день мой делается ближе.

Много в жизни этой не по мне,много в этой жизни я люблю;Боже, прибери меня во сне,как я наслаждаюсь, когда сплю!

Пришла ко мне повадка пожилая,которую никак уже не спрячу:актёрскую игру переживая,в театре я то пукаю, то плачу.

Что-то будит в сонной памяти луна,шелестят ленивых мыслей лоскутки,жажду жизни утолил я не сполна,только стали очень мелкими глотки.

Ничего не воротишь обратно,время наше уже пролетело,остаётся кряхтеть деликатнои донашивать утлое тело.

Я доживаю в тихой пристаниостатки выдавшихся лет,и беззаветной страсти к истинево мне уже нисколько нет.

А сгинуть надо, всех любя,на тонком рубеже,когда всем любящим тебяты стал тяжёл уже.

Легла блаженная прохлада,слегка душа зашевелилась;как мало мне от жизни надо —всего лишь только, чтобы длилась.

Случится если с Богом разговор,про тайный свой порок Его спрошу:сейчас, когда состарился и хвор,я в помыслах разнузданней грешу.

За рюмкой, кружкой, сигаретой —смотрел вокруг я со вниманиеми много понял в жизни этой —но что мне делать с пониманием?

Мне жить на свете интересно —то дух потешится, то плоть,а что духовно, что телесно,расчислит вскорости Господь.

Я старюсь в полной безмятежности,и длится дивная пора:сопротивляться неизбежности —весьма занятная игра.

Я храню ещё облик достойный,но по сути я выцвел уже:испарился мой дух беспокойныйи увяли мои Фаберже.

А вдруг на небе – Божий дар! —большие горы угощения,дают амброзию, нектар,и чуть по жопе – в знак прощения?

Кончается прекрасное кино,прошла свой путь уставшая пехота...И мне уже за семьдесят давно,а врать ещё по-прежнему охота.