Искусство стареть (сборник)

Губерман Игорь Миронович

Ручьи весенние журчат,что даль беременна грозой,на подрастающих внучатстарушки смотрят со слезой.

С возрастом покрепче в нас терпение,выдержан и сдержан аксакал;просто это выдохлось кипениеи душевный снизился накал.

Стали нам застолья не с руки:сердце, нету сил, отёки ног,и звонят друг другу старики,что

ещё увидимся, даст Бог.

Мы в юности балдели, свиристя,дурили безоглядно и отпето,и лишь десятилетия спустямы поняли, как мудро было это.

Сегодня почему-то без концая думаю о жизни в райских кущах:как жутко одиночество Творцасреди безликих ангелов поющих!

Иная жизнь вокруг течёт,иной размах, иная норма,нам воздаваемый почёт —прощанья вежливая форма.

В игре по типу биржевойсудьба не знает махинаций,и я вполне ещё живой,но мой пакет уже без акций.

Я много думал, подытожа,что понял, чувствуя и видя:о жизни если думать лёжа,она светлей, чем если сидя.

Укрытый от азартной суетыисконным стариковским недоверием,я нюхаю весенние цветыс осенним на лице высокомерием.

Я бросил распускать павлиньи перья,держусь подобно хрупкому сосуду,по типу красоты похож теперь яуже на антикварную посуду.

А вечером, уже под освежение,течёт воспоминательный ручей,и каждое былое поражениестановится достойнейшей ничьей.

Когда и сам себе я в тягость,и тёмен мир, как дно колодца,то мне живительная благостьиз ниоткуда часто льётся.

И по безвыходности тоже,и по надрезу на судьбе —с тюрьмой недуги наши схожи,но здесь тюрьма твоя – в тебе.

От рыхлости в период увядания из разума сочатся назидания

Душа металась, клокотала,бурлила, рвалась и кипела,потом отчаялась, усталаи что-то тихое запела.

Подумал я сегодня на закате:ведь мы, храня достоинство и честь,за многое ещё при жизни платим,что Страшный Суд не может не учесть.

Стариков недовольное племяговорит и в жару, и при стуже,что

по качеству позжее время —несравненно, чем раньшее, хуже.

В болезни есть одно из проявлений,достойное ухмылки аналитика:печаль моих интимных отправлениймне много интересней, чем политика.

В размышлениях я не тону,ибо главное вижу пронзительно:жизнь прекрасна уже потому,что врагиня её – омерзительна.

Состарившись, мы видимся всё реже,а свидевшись, безоблачно судачим,как были хороши и были свежите розы у Тургенева на даче.

А славно, зная наперёд,что ждут людей гробыи твой вот-вот уже черёд,под водку есть грибы.

Дом, жена, достаток, дети,а печаль – от малости:в голове гуляет ветер,не пристойный старости.

Всякой боли ненужные мукине имеют себе оправданий,терпят боли пускай только суки,что брехали о пользе страданий.

Нет, я уже не стану алкоголиком,и я уже не стану наркоманом,как римским я уже не буду стоикоми лондонским не сделаюсь туманом.

Обманчиво понурое старение:хотя уже снаружи тело скрючено,внутри творится прежнее горение,на пламя только нет уже горючего.

Моё укромное жилищемне словно царские хоромы,сдаётся мне, что только нищимнужны дома-аэродромы.

Конечно, я уже не молодой,но возраст – не помеха, если страсть...Вот разве что ужасно стал худой —в меня теперь Амуру не попасть.

За то, что было дней в избытке,благодарю судьбу, природуи алкогольные напитки,таившие живую воду.

Не стоит нам сегодня удивляться,что клонит плиты мрамора, как ветки:на кладбищах надгробия кренятся,когда в гробах ворочаются предки.

Душа смакует облегчениебез даже капли скуки пресной,что круто высохло влечениек херне, доселе интересной.

Дохрустывая жизнь, как кочерыжку,я вынужденно думаю о ней:когда ещё бежал по ней вприпрыжку,она была значительно сочней.