Исполняющая обязанности
Шрифт:
Сколько бы пути ни было пройдено, остановиться хоть ненадолго – значит начинать потом все практически заново. Если вообще начинать. А ведь можно и навсегда сойти с дистанции в том же фигурном катании… рано или поздно в спорте стоит испытать себя на стезе тренера, перестав карабкаться на вершины самостоятельно, но… все же хотелось бы, чтобы лучше поздно, чем рано.
Устроившись поудобнее в кресле, Корнелия уставилась вверх и постаралась выбросить из мыслей все лишнее. Ей предстоит провести в этом домике за белой штанкеткой, как минимум, ближайшие полгода и, чем голову себе не забивай, тут уж ничего не изменишь. Ничего существенного, по крайней мере: этот дом или какой-нибудь еще – разве это имеет какое-либо
«Неужели со мной действительно что-то не так… И Питер… в очередной раз мне кажется, что все это… нечестно… Быть может, не зря Тереза чувствует ко мне антипатию… Быть может, я действительно рассуждала бы иначе, если бы сохранила способность любить кого-то так, как в детстве?»
Подставив лицо мягким лучам осеннего солнца, Корнелия закрыла глаза, подумав, что совсем неплохо было бы научиться впадать в спячку до весны – кажется, это сейчас устраивало бы всех в наибольшей степени.
Раннюю весну легко спутать с поздней осенью или даже зимой. Легко спутать, но Корнелия никогда этого не делала: слишком уж явным для нее, особенно чутко слышащей землю, было пробуждение и возрождение природы весной. Даже весной ранней, когда еще недалеко ушли холода и внешне все кажется неизменным. Наверное, именно сейчас за гранью видимого глазам все было особенно ярко. Потому что даже атомный взрыв не обладает той колоссальной внутренней силой, что зарождающаяся жизнь в готовой проклюнуться из зернышка травинке или набухшей почке. Это внушало трепет… и, наверное, в какой-то степени даже пугало.
– Опять ты сидишь на холоде, – услышала Корнелия негромкий укор прежде, чем получить нежный поцелуй в лоб.
– Я слушаю природу, – отстраненно откликнулась она. – как приходит весна.
– Весна пока еще только собирается приходить, – муж приобнял ее за плечи. – и на свежем воздухе все еще очень холодно, не стоит сидеть тут подолгу. К тому же скоро ужин.
– Ох, не говори мне ничего о еде! – приоткрыв глаза, Корнелия мрачновато уставилась перед собой. Дышащее свежестью весеннее небо казалось не голубым, а бледно-зеленым с розовыми росчерками зарева скорого заката, солнце – плотное и по вечернему неяркое, хотя еще и не сменившее свой цвет сусального золота на багряный, тяжело катилось к горизонту. Еще не покрывшиеся листвой тонкие верхние ветки деревьев темными трещинками покрывали часть фантастического зеленоватого неба. Сейчас: полулежа на гибриде кресла и шезлонга – Корнелия, по крайней мере, не видела ненавистного белого заборчика. Хотя необходимость любоваться собственным животом, раздувшимся до столь пугающих размеров, что загораживал теперь почти всю нижнюю часть панорамы заднего двора и садика, не говоря уж о таких мелочах, как ее собственные ноги, тоже, мягко говоря, не радовала. – и так уже на дирижабль стала похожа.
– Опять за свое! – объятья стали крепче, муж, на которого она сейчас не смотрела, склонился к Корнелии, пощекотав щеку теплым дыханием. – В который раз повторяю: ты сейчас красива, как никогда. Или ты слову моему не веришь?
– Уверена, ты так говоришь, просто чтобы меня успокоить, – усмехнувшись, блондинка повернула голову, чтобы принять поцелуй… и ошарашено замерла. Вместо отчего-то ожидаемых кофейно-карих глаз на нее смотрели совершенно другие, неярко-зеленые. И слегка еще по-мальчишески простодушное лицо с упрямым подбородком уж точно не могло бы принадлежать Питеру. – Калеб… – едва услышав свой голос выдохнула она.
Молодой мужчина оскорблено насупился – обвинение во лжи для него было одним из самых страшных. Но Корнелии, похоже, готов был простить даже такое.
– Ну, сколько можно капризничать? – тоном мягкой укоризны, словно женушка сама была маленьким ребенком, посетовал он, поглаживая ее шарообразный животик. – Ты ведь знаешь, как это важно для меня. В семьях Меридиана принято иметь много детей, особенно если родители могут себе такое позволить: это говорит не только о благополучии в доме, но и об искренности взаимных чувств супругов. А ты опять чем-то недовольна!
–
– Какая же ты все-таки упрямая! Все женщины и девушки – даже королева Элион – только мечтают о таком счастье, как у нас с тобой. Этот малыш – уже пятый наш ребенок – и, тем не менее, каждый раз ты заводишь одну и ту же пластинку…
Корнелия искренне поразилась тому, что при этих его словах у нее не зашевелились волосы на голове, но Калеб не заметил ее настроения. Что, спрашивается, за жизнь она тут вела последние годы? Так и валялась в этом их загородном поместье недалеко от столицы, день ото дня раздувающимся пузиком кверху, с ненавистным чувством обладания огромной, но совершенно пассивной внутренней силы, словно внутри поселилось такое же мягко греющее круглое и тяжелое предзакатное солнце… Не вполне принадлежащей ей, как не принадлежит почве сила готового дать росток семечка, а оттого невозможной для того, чтобы применять по собственному усмотрению: только хранить и защищать.
Какое-то время у нее просто начисто пропал дар речи, только когда муженек прекратил вещания и уязвлено уточнил, неужели она не счастлива, блондинка нашла в себе силы выдавить:
– Прости меня, – сказать Калебу все как есть, поделиться истинными чувствами, было просто невозможным. Он искренне не понимал ее, а правда непременно стала бы нешуточным ударом. Делать же Калебу больно Корнелия не хотела ни за что на свете. Да и чем ей поможет эта откровенность? Спровоцирует небольшой семейный скандальчик, после которого все равно придется извиняться? Уж лучше сделать это сразу. – Я просто устала. Совершенно расклеилась, вот и срываюсь. Сил уже нет таскать такую тяжесть.
– Разве я стал бы на тебя сердиться? – Калеб довольно улыбнулся, еще крепче обнимая не столько Корнелию, как ей показалось, сколько ее живот. – Придется еще немного потерпеть, красавица моя. Знахарка ведь предупреждала, что, возможно, снова двойняшки… но ведь недолго осталось. Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым, но, ты же знаешь, я и мои сородичи появились в мире, как колдовские Твари, созданные князем. То, что я встретил тебя – чудесный подарок судьбы, позволяющий нам стать настоящим видом живых существ, пусть хотя бы во втором поколении, и только женщина с твоей волшебной связью с Землей и растениями способна была помочь нам. Только наша пара может иметь детей –это наша ответственность перед всем моим народом.
Корнелия открыла было рот, кажется, собираясь возмущенно выпалить, не вообразил ли он ее горшком для рассады, но Калеб очень вовремя закрыл ей его поцелуем, заставив растерять все слова. В смятении и мешанине мыслей неподвижной и очевидной была только одна: трезвое понимание, что ради любимого человека Корнелия и дальше будет жить такой вот растительной жизнью, не смея рассказать о своих настоящих чувствах, чтобы не задеть его. Калеб не виноват, что у них оказалось разное представление о счастье: да и неудивительно это у выходцев из разных миров, разных семей, разных слоев общества – он тоже многим пожертвовал ради этой любви и вполне заслуживает, чтобы жена поступала так же. Потому что любовь все равно важнее привычек и представлений.
– Ну. Уж. НЕТ! – резко открыв глаза, Корнелия снова увидела над собой солнечное осеннее небо и пышные еще не успевшие поредеть кроны деревьев. – Приснится же такая чушь…
А ведь Калеб снова приснился ей… спустя очень много лет. Словно заныл перед непогодой застарелый шрам от давней раны, о которой, как казалось, успела напрочь забыть.
Поймав себя на том, что боится опустить глаза, все еще явственно чувствуя тяжесть и мягкое тепло даже после пробуждения, блондинка выругалась про себя, почти что усилием воли заставив себя посмотреть вниз. И едва не рассмеялась, увидев причину – свернувшегося пушистым комочком и безмятежно дрыхнущего котенка-подростка, похожего на белоснежное мохнатое облачко.