Исповедь добровольного импотента
Шрифт:
Ровно в 15.00, после робкого дробного стука, дверь приоткрывалась, и в палату просовывалась женская голова с выражением вечного испуга на лице — жена неутомимого труженика.
Густав Иванович садился потреблять витамины.
— Салатик на постном маслице, как ты просил. Оливки. Йогурт со свежими фруктами.
— А где черная рябина?
— Ой, Гузя, это беда! Рябину не достала. Еще не сезон, а по магазинам нет.
— Ну, Мира, это не разговор. Я же просил! Позвони, пусть там подумают. Это сейчас важнее
— Я звонила, ради бога, не нервничай! Там уже знают, уже занимаются.
— Элементарного дела не осилить! Снять трубку и набрать номер телефона!
— Все уже набрано, успокойся! На неделе принесу. Скушай сначала банан, врачи рекомендуют его не смешивать с другой пищей.
— Врачи рекомендовали мне, настоятельно, между прочим, пить сок черной рябины и есть ее мякоть!
Тут я вставал и уходил, потому что если бы я остался, они бы замучили меня своими извинениями.
После ужина, проводив врачей и медперсонал, Густав Иванович готовился ко сну. Он облачался в пижаму, принимал медикаменты и вызывал сестру измерять давление. Закончив процедуры, усаживался на кровать и говорил о своей болезни.
— Понимаешь, чувствую я, что есть у них какие-то сомнения. Третий раз откладывают операцию. Но не это меня волнует. Мне нужен точный диагноз. В чем причина? А операцию мне сделают специалисты покрупнее. Понимаешь, здесь самое современное диагностическое оборудование. Нигде в городе нет такой техники. Вот почему я здесь. Пройду полное обследование, а уж тогда надо будет принимать решение. Кстати, а как ты сюда попал?
— Скорая привезла.
— А это другой вопрос. Они обязаны принимать острых.
Я чувствовал, что слегка огорчил Густава Ивановича таким простым ответом.
Так прошли десять дней — 240 часов. Камень у меня вышел. Маленький, со спичечную головку, похожий на морскую звезду. Я еще раз глянул на неуемных чаек и зашел в палату. Густав Иванович сидел на своей кровати и прислушивался — он поджидал обход.
— Идут!
Дверь отворилась и в палату стремительно вошел наш лечащий врач, а с ним его вечный спутник — практикант Али из Марокко с историями болезней под мышкой.
Врач был молод и очень занятой. Передвигался по клинике он исключительно широким шагом, на ходу изучая результаты анализов. В день моего поступления он завел меня в процедурную, велел спустить штаны, натянул на свою широкую ладонь резиновую перчатку и воткнул толстенный указательный палец в мой задний проход:
— Так больно?
— Так не очень.
Врач уступил место Али. У араба палец был потоньше.
Больше я с лечащим врачом не общался.
Сегодня ко мне подошли в первую очередь.
— Ну что, камень вышел. Больше ничего подозрительного нет. Результаты томографии я посмотрел, хоть у вас и одна почка, но зато работает — дай
Он протянул мне руку.
— Спасибо, — сказал я и подал свою.
— И вас, Густав Иванович, мы будем выписывать, — переключился врач.
— Как выписывать?!
— Спокойно. Операцию вам делать не желательно. Будем лечить медикаментозно и амбулаторно, то есть дома полечитесь. Ну, детали мы с вами обговорим отдельно.
И врач двинулся к выходу.
— Андрей Григорьевич! — крикнул Густав Иванович вслед и поднялся с постели.
Врач остановился.
— Андрей Григорьевич, скажите мне прямо, честно и откровенно. Это смертельно? — Густав Иванович стоял по стойке смирно, расправив грудь, как типичный американский киногерой.
— Ну, почему, обычный курс лечения. Я же сказал, мы еще обсудим все с вами. Я позову вас, до свидания.
Мы с практикантом сели за стол, и Али открыл мою историю болезни.
— Этот русский язык мне немножко дает трудность. Но я должен делать эта работа, — сказал Али.
Мы с Али подружились. Все десять дней моего лечения только он навещал меня, и мы долго болтали о прелестных сходствах и не менее прелестных различиях русских и арабских женщин. В прошлом у меня был опыт общения с одной девушкой из Йемена, а Али мечтал в будущем жениться на петербурженке.
Густав Иванович не выдержал и ушел на разведку.
— У него рак почки, — неожиданно сказал Али, глядя на закрывшуюся за Густавом Ивановичем дверь. — Только это ты молчишь.
Я кивнул и спросил:
— И что, операцию уже поздно делать?
— Нельзя. У него давление высокий, не выдержит сердце. На Западе, я знаю в Германии, Америке, делают без резать. Через артерию убивают почку специальной методикой — микрохирургия. Но это дорого.
— Сколько? — зачем-то спросил я.
— Я точно не знаю. Очень дорого. Даже мой папа не смог бы себе такую операцию сделать.
Папа у Али был шеф-поваром при дворе султана Марокко.
— Значит помирать выписываете?
— Все человеки умирают. И бедни и богаты, — сказал Али.
— Да, есть еще справедливость на Земле, — заметил я.
Мы помолчали. Честно говоря, Густав Иванович не вызывал у меня симпатий. Но сейчас мне было его искренне жаль. Может, потому что я знал врачебную тайну. В общем-то здесь в палате мы были с ним в одном окопе, оборонялись от одного врага. И вот меня пронесло, а его зацепило… Не поймешь эту Смерть! По какому принципу она отбирает нас? От таких мыслей захотелось выпить, хорошо Али отвлек меня от них.