Исповедь игрушечного пилота
Шрифт:
Наконец, одним утром Влад открыл глаза и сразу понял, что выплыл. Потолок не вращался и даже не пульсировал. Лицо не разрывала боль. Тело испытывало определенное удовольствие от разлитой по нему слабости. И было тихо.
Он сел на кровати. Опустил ноги на пол. Своей одежды не нашел, поэтому завернулся в одеяло. Через переднюю комнату и кухню вышел на крыльцо.
Оказалось, что это хоть и пасмурное, но все же утро. Такое простое, деревенское.
Из-за угла вынырнул хозяин дома. Удивился, но по тормозам не ударил и даже не сбился с ритма.
Добрый день! он взлетел на крыльцо, взял своего гостя за запястья и заглянул в глаза: Как зовут меня помнишь?
Головастик, вырвалось у Влада.
Брови старика взметнулись, светлые глаза замерли, он отступил на шаг и звонко рассмеялся.
К черту неловкость, Влад! Ты вроде как неплохую шутку отмочил!
Это Филипп, что ли, меня Головастиком называет?
Нет, не Филипп.
Ну, раз не Филипп, тогда ладно. А то уж я подумал, что начал ошибаться в людях, старик был уже серьезен. Зовут меня Александр Савельевич. Можно просто Савельич. А Головастик Это мое старое прозвище. Но вот что примечательно. Ведь до того, как я в этом городе поселился, у меня знакомых здесь не было! Старых знакомых нет, а старое прозвище объявилось. Странная эта штука жизнь!
Он вдруг снова подступил вплотную:
Как думаешь, жизнь странная штука?
Влад вздохнул, закусил губу, отвернулся.
Стоп, стоп! Придержи мысли! Посмотри на меня! Савельич снова взял его за запястья. Прости дурака старого за глупые вопросы. Давай лучше завтракать!
Они прошли в дом. Все еще запахнутый в одеяло, Влад занял место за столом, что стоял напротив большой русской печки.
Это хорошо, что тебе полегчало, это славно! говорил Савельич, расставляя посуду. Основную хворь мы из тебя вытащили, теперь освободившееся место надо чем-то заполнить. Вот мясо, вот огурчики, вот лучок. Водки выпьешь?
Влад мотнул головой.
И правильно! Еда-то она вроде как строительный материал для организма, а водка баловство одно да глупость. Так ты и раньше спиртного-то не употреблял?
Выпить мог, но обычно не хотелось.
Так,
Влад перестал жевать. Они долго смотрели друг другу в глаза.
Правильно, правильно! не дождавшись ответа, старик махнул рукой. Можешь говорить, можешь не говорить. Это твое законное право!
Он поднялся из-за стола, сделал несколько шагов в сторону окна, но вдруг повернулся:
Если бы люди уважали права друг друга, они бы не ссорились!
Из книжного шкафа он вытащил сине-бело-красную брошюрку и потряс ею.
Конституция России! Открываем первую страницу. Принята двенадцатого декабря одна тысяча девятьсот девяносто третьего года. Сколько с того времени законов было выдумано? Не знаешь? А я знаю! Много! А зачем? Зачем принимать новые законы, если даже основные никто не собирается исполнять?
Влад сидел озадаченный таким неожиданным поворотом.
Статья девятнадцатая Конституции! Что в ней написано? Все равны перед законом и судом. Видишь? Как просто! А ты возьми и воплоти эту простоту в жизнь! Сажаешь в тюрьму того, кто у себя дома начиняет гвоздями самопальную бомбу? Тогда сажай рядом и тех, кто делает бомбы ядерные! Что? Скажешь, абсурдная мысль? Или просто не можешь такого равноправия добиться потому, что кишка тонка? Может, не хочешь? Думаешь, это отвлеченная философия? Так думаешь? Отвлеченная? Тогда выйди на улицу и найди на небе солнце!
Савельич уселся за стол и вздохнул.
Знаешь, меня на самом деле беспокоит другое. Если я уже лет десять как от всех дел отошел, то чего же вокруг всего этого так приплясываю? Выдумываю, понимаешь ли, себе оппонента и наголову разбиваю его своим красноречием! А ты чего не кушаешь?
Осознав, что сидит с набитым ртом, Влад чуть не подавился. Савельич заметил его состояние и улыбнулся:
Ты, Владислав Максимович, уважай право другого человека говорить. Если хочешь, конечно, чтобы уважали твое право молчать.
Остаток дня они провели осуществляя свои права по отдельности. Влад лежал на кровати и глядел в низкий потолок. Старик возился в огороде, со всей обстоятельностью выговаривая что-то картофельной ботве.
Начиная со следующего дня, Влад стал приобщаться к хозяйственным делам. Савельич видел, что его гость еще слаб, поэтому большой нагрузки ему не давал так, по мелочам, чтоб отдыхалось приятней.