Исповедь не бывшей монахини

Ильиных Ольга

Благословение матушки не зависело от решения врача, да и, скорее всего, она уже обо всём договорилась с ним, поэтому мне приготовили выписку. Это было моё первое лечение сотрясения мозга. Но с шеей всё было не так страшно, как казалось вначале медперсоналу скорой помощи.

Из больницы меня забирала матушкина подруга Марина. Она жила недалеко от МКАД.

Мы приехали к ней домой для ночёвки. Она собралась поехать в монастырь на следующий день.

Дом был уютный. Несколько маленьких собачек бегали и махали хвостиками, ласкаясь и облизывая меня. Марина сказала, что ей нужно купить еду для питомцев, и уехала. Я прилегла на диван, чтобы немного отдохнуть. Над домом через каждые 3 минуты пролетали самолёты на посадку в аэропорт, который находился в 15 км от дома. Взор мой упал на люстру, которая сама по себе закачалась. Самолёт ли был тому причина, я не знала.

9

Мать Серафима – это благочинная и первое лицо монастыря после игуменьи. В начальные годы монашеской жизни она была совсем другая: добрая, старалась исполнять Евангельские заповеди о любви. Но за несколько лет послушания благочинной она превратилась в надзирательницу, которую матушка обучила по лучшим «иноческим традициям» – «всё делать против плоти сестёр».

Такое поведение выработалось из-за жёстких наказаний матушки в её адрес – малейшее проявление любви и лояльности к какой-нибудь сестре каралось «раздеванием» (приказом снять монашескую форму), то есть она должна была надевать форму послушницы и занимать последнее место в монашеском строю, садиться последней на трапезе и последней брать еду.

Естественно, как поступают животные, которых дрессируют, – они выполняют желание хозяева для того, чтобы получить лакомство и не стать наказанными. Мать Серафима следовала учению матушки, которая её поощряла, возила с собой по гостям, за границу, давала много привилегий. Благочинная тоже жила по особому режиму, как и матушка.

Несколько лет такого «воспитания» – и всё хорошее было вытравлено. Она

превратилась в жестокую рабыню, абсолютно безжалостную к сёстрам, а в жестокости превзошла даже матушку. Она старалась угодить игуменье, значит, быть ещё более жестокой. Если на занятии сестра позволяла себе сказать что-то в более «повышенном» тоне матушке, то Серафима с дерзкой нотой ставила сестру на место, поэтому никто и пискнуть не мог. А матушка всегда ждала, чтобы при сёстрах кто-то за неё заступился, изображая из себя жертву. Она всегда искала себе поддержку, и в ней чувствовалась нотка обиды по отношению к сёстрам, если это не происходило.

До матушки дошли помыслы от матери Ксении, которая посмела написать о том, что монастырём управляет не игуменья, а благочинная мать Серафима. У сестёр негласно складывались такие впечатления. Матушку они видели редко, а Серафима всегда была на глазах, ругала, беседовала с наставлениями, приказывала и обличала. Всё это давало повод думать о ней как об игуменье, если не настоящей, то будущей.

На занятии матушка разбирала эту ситуацию при сёстрах, но ругала не Серафиму, а мать Ксению, которая получила наказание за это – жить год в Рождествено.

Вечером я пошла в Троицкий корпус по экономским делам. Из дверей вышла мать Серафима, которая, захлёбываясь слезами, закрывала лицо. На следующий день все узнали, что матушка сняла её с послушания благочинной и назначила келарем. Видно, это и расстроило мать Серафиму – это был первый раз, когда с неё слетела корона.

Но сёстры сочувствовали ей и, несмотря на то, что она бегала по кухне и наводила порядки на складах, к ней всё равно относились с уважением, потому что каждый знал – это ненадолго и всё вернётся на круги своя. Некоторые несообразительные сёстры смотрели на «бывшую» благочинную с гордостью и разговаривали с ней на равных. Когда Серафима возвращалась на своё законное место благочинной монастыря, эти сёстры получали от неё смирительный ответ.

Конец ознакомительного фрагмента.