Исповедь не бывшей монахини
Шрифт:
Сёстры решили научить меня доить корову. Дали самую лёгкую, как мне сказали. Звали её Рыжка. С этого дня для меня пошёл новый период. Это было ужасно трудно, болели руки по утрам, я не могла разогнуть пальцы от боли, приходилось делать гимнастику, чтобы начать как-то ими шевелить.
Корова, которую мне дали для дойки, была не только, как мне сказали, самая лёгкая, но и самая грязная. Она умудрялась каким-то образом измазать своё вымя в навозе так, что приходилось его отмачивать, прежде чем мыть. Конечно, мне не нравилось это послушание, но ничего не оставалось делать, как
В начале лета я узнала о ските Карижа, где жили сёстры с коровами в летний период. Меня послали с группой приютских детей убирать навоз с огорода на огромную кучу. С обеда и до позднего вечера я без отдыха закидывала навоз вилами на высокую скирду. Откуда у меня черпались силы, тогда я не понимала. На куче мать Арсения и послушница Ирина этот навоз утаптывали.
Когда настал вечер и несколько послушниц присели отдохнуть, дожидаясь машины из монастыря, мать Арсения не давала нам отдыха. Она хотела, чтобы мы не сидели праздно, а чем-нибудь занимались. У меня просто не было сил и я плохо себя чувствовала.
Когда приехала в монастырь, измерила температуру своим градусником. От переутомления она поднялась до 37,4, но отлёживаться мне никто не дал, мне пришлось идти в просфорню и до 2 часов ночи с мокрыми глазами от слёз допекать просфоры после матери Амвросии.
Как-то я подошла к матушке и попросилась поехать к матушке Нине в Тюмень, а также сугубо попоститься. Видимо, по писаниям святых отцов меня как послушницу нужно было спустить с небес и поставить на грешную землю, поэтому в июле матушка направила меня в скит Карижа на долгое время.
Я была очень аскетично настроена, начитавшись и наслушавшись на трапезе книг старца Иосифа исихаста, я побежала в монастырский огород, сорвала палку и припрятала её у себя под кроватью. Когда я понимала, что как-то согрешила, то приходила в келью и била себя этой палкой, подражая старцу. В то время я писала в помыслах матушке всё. Добавилось к аскезе и просьба поехать к матушке Нины, которая, по словам нашей игуменьи, кричала на своих сестёр и гоняла их за сибирскую медлительность. На всё это был вердикт – она отправляет меня в Карижу к коровам, а там мне будет и пост, и аскеза. Хотя мне и не хотелось туда ехать, но за послушание я должна была преодолеть в себе этот страх.
Скит – ночные молитвы, бдение, пост, молчание и коровы. Всё это для меня превратилось в огромное испытание.
В этой деревне очень многое приходилось терпеть и понуждать себя. Начальница скита монахиня Арсения во всём меня укоряла, бранила, не было покоя ни днём, ни ночью. Я поняла, что матушка дала ей такое благословение, чтобы отбить у меня желание ехать к матушке Нине, чтобы я поняла, что не смогу выдержать такое отношение к себе.
Днём – тяжёлый физический труд, ночью – молитва, мало сна. Это была настоящая школа смирения. Мы молчали, и в этом была своя польза – не было пищи для ссор. По уставу скита сладости нам были не положены. Но еды хватало, потому что работали мы много и силы были необходимы.
В 21:00 у всех отдых до ночной службы. В 23:00 – ночная служба до 2:00–2:30 ночи. Кто вставал в 5:00 на коровник, чтобы приготовить смену к дойке, уходил
Вставали эти сёстры к трапезе в 9:30. Я каждый день была на коровнике. Доили три раза в день, кормили, а потом выгоняли пасти утром и вечером. Днём полагался отдых 1,5 часа с 13:00 до 14:30. До 15:00 – молитвы, чай и снова пасти коров. До часа отдыха, кто не пас коров, шли на огород. Но почти никогда не получалось прилечь поспать днём, потому что мать Арсения почему-то решила сделать из послушниц суперподвижников и всё время задерживала на послушании. Меня это очень раздражало.
После огорода нужно было помыться, и на отдых совсем не хватало времени, а уснуть днём в тот период времени я совсем не могла. Хотелось хотя бы просто полежать в вертикальном положении, чтобы отдохнули спина и ноги. После отдыха – послушания, в 17:00 – вечерня, повечерие, молитвы. В 19:00 – вторая трапеза, затем послушания – коровник, уборка в трапезной, и в 21:00 отдых. Но один человек во время отдыха читал до ночной службы псалтирь. И это, как правило, была я. Мне было тяжело, но я успокаивала себя:
– Ничего страшного, у меня много родных, за которых нужно молиться.
В очередной раз мне нужно было идти пасти коров. Я надела светлую юбку, белую мужскую рубашку и белый платок с синими цветочками – всё это как послушнице выдали мне в рухолке. Все сёстры брали с собой какую-нибудь духовную книгу для чтения, пока коровы мирно щипали травку. В то время у меня было две книги: старец Паисий Святогорец «Духовная брань» и старец Иосиф Исихаст «Изложение монашеского опыта». Чтобы постоянно не носить книгу старца Иосифа, я выписала кратко в блокнотик основное, что нужно было знать для монашеской жизни. А вот старца Паисия я не успела выписать, поэтому брала с собой, чтобы постепенно это сделать. Читать в скиту было совсем нереально – для этого нужно не спать и в свой недолгий отдых фанатично читать книгу.
Вышла я из дома, но не успела положить книгу в тряпичную сумку, как мать Арсения заметила меня и окликнула. Она подошла ко мне и строго сказала:
– Кто тебе разрешил брать с собой книгу?
Так поступали все сёстры, и я не понимала, почему именно мне нельзя было это делать. Я пыталась что-то объяснить, но книга благополучно оказалась в руках матери Арсении. Я заплакала от несправедливости, но, обтерев рукой слёзы, пошла на послушание. После этого случая сёстры спокойно ходили с книгами пасти коров, только для меня это стало запретным плодом.
Когда удавалось найти время для отдыха, оно пролетало как секунда. Стук била призывал на ночную службу. Я просыпалась и говорила сама себе: «Господи, неужели так будет всю жизнь?»
Комната, в которой я жила, была самая большая в доме. Там стояло 3 кровати. Я жила с Надей и монахиней Сергией. Эта монахиня получила от матушки постриг на святой земле во время поездки в Иерусалим. Игуменья её всегда укоряла, что она удостоилась такой чести, а живёт не по-монашески. О подробностях её жизни в монастыре я знала совсем немного, но в скиту она находилась в наказание.