Испытание огнём
Шрифт:
Девушка медленно отвела руку ото рта. «Дыши глубже… глубже… что уж теперь…» - она очень старалась не думать, чья кожа пошла на верхние рубахи и сапоги. После Джагульских и Кьюсских зубов, нашитых на края заплаток, фраза о куртке из вражеской шкуры не казалась фигурой речи…
– У вас хотя бы канни… вы врагов не жрёте? – с надеждой спросила она.
– Смотря кто кого, - задумчиво проговорил Хассинельг, и Джейн пожалела, что спросила. – Когда-то все всех ели – не пропадать же мясу. Потом нергоны так
Джейн судорожно сглотнула – но запомнила про куджаглу и несъедобность нергонов. «Значит, кусок Джагула из орды Кьюгена мне в чашку не запихнут. И Кьюсса тоже. Уже радует…»
– Если что – я сармата есть не буду, - твёрдо сказала она. – Даже предателя.
Хассинельг с тяжёлым вздохом склонил голову и странно свёл пальцы.
– Джейн… Я боюсь, когда это закончится – сарматы сами съедят своих предателей. Даже у них не будет сил удержаться. Если что – я ни разу не ел мясо нергонов. Хотя не отравился бы – грибами же не травлюсь…
Джейн посмотрела на него с благодарностью (хоть и были у неё некоторые сомнения… и про других стражей и их пищевые традиции спрашивать точно не стоило!).
– Давай к делу. Что я должна почуять? Вот термо… кейек – он безо всякой магии горячий. А с другими что?
Хассек неопределённо махнул рукой.
– Тепло. Касание. Волокна… ну, как на разломах, ты же помнишь… Ты сильные вещи быстро найдёшь. Тебе надо попробовать их различать. По силе… и, если выйдет, по стихиям. Ты же чуешь Пустоту? Вот попробуй с другими – тут разные есть.
…Рука Джейн замерла над ножом. Глаза девушки были плотно завязаны чистой портянкой – но что под её ладонью «зуб», она не сомневалась ни секунды. От рукояти до кончика лезвия руку обдавало теплом, а подушечки пальцев покалывало. Тепло всё время шевелилось, смещаясь по ладони и меняя «накал» - иногда почти обжигало.
– Огонь и Жизнь, - слегка сжал её плечо страж, дослушав сбивчивое описание. – Но – ты чуешь – тепло не усиливается и не слабеет… ну, целиком? Оно перетекает, но не возрастает. Значит – эта вещь полна силы, но её не отдаёт и новую не принимает. Теперь сюда…
Руку едва заметно пощекотало. Потом подушечки пальцев словно бы… отяжелели, будто на них налип слой глины.
– Стихия Камня. Тяжесть растёт? Ослабевает?.. Теперь очень-очень осторожно направь на вещь самый мягкий луч. Тихонько! – он придержал её запястье. «Слой глины» на пальцах стал вдвое толще.
– Так вливают силу в ослабшие вещи, - страж направил руку девушки в другую сторону. – Поищи теперь здесь – и, когда найдёшь и расскажешь, попробуй влить чуть силы. Лучевик, умеющий такое, - на вес священного металла! Нас всё тянет на боевые лучи… шарахнуть так, чтоб камень вскипел. А вот с аккуратностью… если кто умеет и то, и другое, - это дар богов!
Ладонь теплом обдавало
– Зелё… хююншу на нас глазеют. Вшестером… а нет, вот ещё два, с твоей стороны, - вполголоса сказала Джейн. Хассек издал короткий свистящий смешок.
– Для ученицы ты здорово различаешь, где что. Их тут десять – некоторые сидят парами.
– А за небом… то есть – землёй следить кто будет, пока мы тут… занимаемся? – Джейн нахмурилась. Она с утра видела глубокую борозду в гравии «над» ракушкой – Гед и Мин летели по следу станции и держались от неё в паре Сфенов – ничто для летуна с хорошим зрением и нюхом…
– Не тревожься. И небо, и земля под присмотром, - Джейн услышала щелчок хвостовой клешни. – Вот здесь проверь – есть тут сильные вещи?..
…Хассинельг ненадолго переместился вниз, к Джагулам. Вернулся с двумя остродонными кувшинами, вбил их в полости в «палубе» и приоткрыл, вдыхая запах жареного мяса и куджаглы в маринаде. Джейн сглотнула слюну и опустила нож. Листья, изрезанные в клочья, уже подъедала местная фауна. «Фламберг» без усилий рубил жилки, разваливал пополам черешки, - без нажима, в одно касание… если оно было достаточно быстрым. Если Джейн медлила, лист отклонялся – резать приходилось в два-три захода.
Внизу дрогнула и обрушила в ущелья груды камней извилистая горная цепь – очередной Сфен Камня. Возвращаться на землю было рановато…
…Страж выводил на листке символы и раз за разом тянулся к их верхней и боковым частям – и отдёргивал руку, - одиночные центральные знаки «никто не писал, это тебе для обучения», как сказал он. «В них смысла мало. Я скажу, что они значат… но на деле – без значков сверху и сбоку никто их и читать не будет. Решит – ученическая пропись.»
– Ага. Вот этот знак – «живой», этот – «мёртвый», а этот… «стоящий в воротах»?
– Ну да, в воротах Ук-кута, - пояснил Хассинельг. – Тяжело ранен, или болен, или только родился… или стар настолько, что видит и слышит только прошлое. Я видел однажды такого Скогна, - он был отличным мастером-ткачом когда-то… А ещё так всегда пишут про Икси. Они не бывают ни живыми, ни мёртвыми, - они стражи ворот и стоят в них всегда.
Джейн вспомнила холодные когтистые тени, появление Богов Смерти, - и невольно поёжилась.
– А… - хотела она спросить, но страж уже выводил новые знаки.
– Так Джагулы пишут про тех, кого считают вернувшимися. Ты видела Джааргана, ученика Урджена? Он был убит вождём-предателем, но вернулся из Ук-кута обратно в племя. У народов договора такое писать не принято, а вот кочевники всегда следят. И Джагулы, и Сагаты.
«Реинкарнация… и – я не удивлюсь, если это не выдумка,» - Джейн вспомнила детёныша по имени Джаарган и его пронзительный, недетский взгляд… хотя – много ли она знала о детях Джагулов, да и о детях вообще? В колледже курса педиатрии едва-едва коснулись…