Испытание смертью
Шрифт:
(…) Спурк! С помощью его приборчиков нельзя увидеть подлинное лицо человека. Хеллер проделал тот же фокус, что и в Коннектикуте. На нем были черные хлопчатобумажные перчатки, и я не видел его рук, да и никто не мог их увидеть.
Я пристально следил за экраном. И наконец мне удалось заметить отражение в стекле рубки. У Хеллера было черное лицо! А все черные кажутся белым одинаковыми. Неудивительно, что горизонт окутан такой красивой дымкой. На нем темные контактные, линзы!
(…) Хеллер! Как бороться с таким человеком?
Я
— Я агент ФБР. Хочу предупредить вас, что будет совершена попытка пробраться на борт яхты «Золотой закат» и взорвать ее сегодня поздно вечером или ночью.
— Господи! — перепугался тот. — Взорвать судно такого размера! Да у меня весь причал взлетит на воздух! — Он был в ужасе.
— Вот именно, — сказал я. — Поэтому окружите судно и поставьте охрану. Не позволяйте никому приближаться к нему, а особенно катерам береговой охраны.
— Береговой охраны? — удивленно переспросил он. — Но почему именно им?
— Они не слишком аккуратны, — сказал я. — И постоянно теряют свои катера и не слушают, когда им об этом говоришь. Вот что важно: террорист — черный мужчина, один из самых злобных и опасных (…) в мире. Как только вы заметите его, стреляйте.
Начальник порта торжественно заверил меня, что так и сделает.
День клонился к вечеру, и, судя по карте, на которой Хеллер отмечал свое положение, катер шел со скоростью не больше десяти узлов. Значит, пройдет несколько часов, прежде чем он доберется до Атлантик-Сити.
Это хорошо. Потому что мне было слышно, что девочки вернулись домой. Поднялась суматоха. Они пришли не одни.
Вскоре Щипли, или Адора, или миссис Бей — сам черт не разберет, как ее теперь называть, — подошла к моей двери и заглянула в комнату.
— Телевизор посмотришь потом, — сказала она. — Давай, (…), приступай к выполнению супружеских обязанностей!
Они спокойно могли засадить меня за решетку за двоеженство, поэтому я надел халат, поправил пластырь на лице, чтобы не отклеивался, и вышел.
В большой комнате сидела очередная парочка лесбиянок. Майк, женщина лет тридцати пяти с желтоватым лицом, одетая по-мужски, курила сигарету в длинном мундштуке, сидя на ручке кресла. Она неплохо выглядела, но была очень высокого роста. Другой, Милдред, было около двадцати пяти: она оказалась кругленькой, пухленькой и достаточно привлекательной. При этом она изучающе смотрела на меня с рассеянной улыбкой. Обе не дрожали и не выглядели так, словно вот-вот умрут от чрезмерной дозы секса, поэтому я немного приободрился.
И тут я заметил еще одну. Она пряталась в углу за Кэнди. Крошка! Проклятье, что она тут делает?
— Какого черта она снова тут? — обратился я к Адоре.
— Ну, тише, тише. Успокойся, — сказала та. — Ей кажется, что у нее не все получилось правильно. Взрослые,
— Мне не будет стыдно! — ответил я, рассматривая это костлявое чудовище, имеющее обыкновение впиваться ногтями в лицо при малейшем (…).
— Что ж! Охотно верю, дорогой муженек, — сказала Адора. — Но Крошка — это наш шанс. Кто знает, что может произойти, когда она клеит марки в офисе Роксентера? Он может захотеть ее и (…) на своем столе, когда мисс «Вселенная» не смотрит. А если Крошка будет хорошо знать свое дело и у Роки (…) на месте, то он может избавиться от (…) стремления подчинить всех своему комитету по психиатрическому регулированию рождаемости.
Вот почему воспитание молодежи — наша первейшая обязанность, что бы ты ни думал по этому поводу. Кроме того, она будет еще фотографировать.
— Не обращай на меня внимания, — сказала Крошка, умоляюще подняв на меня большие карие глазищи. — Обещаю сидеть тихо и хорошо себя вести. Я люблю быть зрителем, но обещаю не хлопать. Честное слово.
Спорить с пятью женщинами невозможно. Я распахнул халат, и Майк, высокая, немного побледнела.
— Господи! — только и вымолвила она.
Когда стало ясно, что она боится приступить к делу, все заявили, что ждать тут нечего. Они схватили ее, стянули с нее строгий пиджак, перевернули ее и вытряхнули из брюк. Мужская рубашка пролетела по воздуху, а вслед за ней отправилось белье. Скрывающий грудь корсет угодил в мусорную корзину.
— После сегодняшней ночи, — сказала ей Адора, — ты больше не захочешь его носить, никогда.
Потом она подошла ко мне и подтолкнула:
— Давай, дорогой! Действуй!
Верхняя половина кровати в виде ракушки затряслась, и Кэнди поспешно вцепилась в нее, чтобы удержать от падения.
Лицо лесбиянки по имени Майк сияло от восторга, когда она произнесла:
— Так это правда! О, ты просто великолепен!
Наконец-то меня оценили! Она…
Вспышка!
На какое-то мгновение мне показалось, что нас ослепил голубой свет двигателей готовящегося к посадке корабля и сейчас мы все потеряем сознание. Но этого не произошло. Я огляделся.
Крошка! В руках у (…) был фотоаппарат со вспышкой! Она просто сделала снимок.
К черту ее. С удвоенной решимостью я вернулся к делу.
— О, мой сладкий! — простонала лесбиянка по имени Майк.
Адора снисходительно улыбнулась.
Милдред трясла головой в такт воплям лесбиянки по имени Майк, чей голос дрожал от страсти:
— Мне еще никогда, никогда, никогда не было так хорошо. Ты настоящий мужчина!
Я ухмыльнулся от гордости и сосредоточился, а она продолжала стонать подо мной.