Испытание временем

Поповский Александр Данилович

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Константин Михайлович Быков многим напоминал своего учителя, — та же, казалось, целеустремленность, страстное влечение к науке, свой «слепой инстинкт», с которым надо ладить и нелегко преодолевать. Твердый, уверенный, не отступающий перед трудностями, он заботится о своих помощниках, слабых поручает сильным, сам готов помочь тем и другим. Он никого не подавляет, каждый делает то, что близко ему. Своими мыслями ученый делится охотно, как и Павлов, он легко раздражается и в пылу гнева всякое наговорит. «Надо работать и верить, — бросает сердитый профессор сотруднику, — сомнение неважный помощник».

И

ученик и учитель подвержены были увлечению ранних лет. Одному молодость внушила страсть к химии, столь малопопулярной в опытах Павлова, другой возмечтал о физиологической науке, чуждой его подвижной натуре. Именно в этом общем, как ни в чем другом, сказалось их коренное различие. Ученик не сумел всего себя подчинить желанной цели. Влекомый страстью искать в химии ответы на сложные явления жизни и влюбленный в физиологию павловской школы, он оказался на распутье. Раздвоенность эта нисколько, однако, не тяготила Быкова. Нельзя не побывать на выставке живописи, и обязательно сегодня, завтра состоится музыкальный концерт или станет известно об оригинальной находке библиофила, о новом экспонате в обширном альбоме «Ex-libris». В таких случаях он оставит начатый опыт, чтобы поспеть к букинисту, купить уникум, украшенный редким автографом. Коллекционеры знают его, они не раз убеждались, что за деньгами он не постоит, отдаст последнее за сущую безделицу.

Оттого, что его чувства так обогащены, ему недостаточно содержания без яркого облачения формы. Удачный эксперимент удачен вдвойне, когда результаты добыты остроумной методикой. Форма должна восхищать, рождать любовь и внимание к делу. Во время операции приборам положено блестеть, лежать на столике ровно, по ранжиру. Рабочая комната сотрудников и сами они должны производить приятное впечатление, и чем больше в этом вкуса, тем лучше.

О таких людях говорят, что они двойственны, это неверно, не двойствен он, а множествен.

Много мыслей, много дел, надо всюду поспеть, везде справиться. Он не всегда управляет вещами, они часто господствуют над ним. Ученый рвется к труду, к незаконченной работе, начатой еще в студенческие годы, дает себе слово предоставить помощников их судьбе, насладиться общением с природой. День ускользает в суете и заботах, приходит вечер и с ним — грустное сознание, что мелочи поглотили еще один день его жизни.

Что делать, как быть? Когда мысль об этом становится невыносимой, он усилием воли запрется в лаборатории, подальше от тревог и забот, и на короткое время прорвется его неуемная страсть. Опыты окончены, выводы сделаны — и он легко расстается с тем, что стоило ему многих усилий. В этой частой смене труда и забот нет возможности обобщить и запечатлеть результаты многолетних исканий. Не потому ли Быков за всю жизнь написал одну только книгу? И по стилю, по форме и содержанию она далеко отстоит от «Двадцатилетнего опыта» учителя.

Из лаборатории Быкова вышло много замечательных работ. Было установлено, что внутренние органы и все системы организма образуют с внешним миром временные связи и безразличный для животного раздражитель может подчинить себе его жизнедеятельность. Это был истинный переворот в науке, и на Международном конгрессе физиологов в Москве заслуга ученого была всеми признана.

На первый взгляд непонятно: как мог Быков, раздираемый влечением к химии и физиологии, бессильный целиком отдаться раз избранной науке, добиться столь значительных успехов? Как ему удалось не затеряться в сонме безвестных помощников и продолжателей Павлова? Уж не набрел ли он на клад и сравнительно легко добился удачи? Нет, успех дался ему нелегко, понадобились годы и десятилетия экспериментов, тяжелого и жестокого труда.

Вот

как это происходило.

Быков вовремя понял, что от своего влечения к химии ему не отделаться, надо расстаться с Павловым. Иван Петрович давно убедился, что интересы помощника не совпадают с задачами школы, увлечение химией порой уводит его далеко. Жаль потерять ассистента, превосходного физиолога, но у Ивана Петровича было твердое правило — никого не удерживать.

Педагогический институт, где Быков читал лекции, стал местом его научных исканий, а студенты — сотрудниками. В этом были свои неудобства: будущий школьный учитель в роли исследователя внутренних органов животного — неважный помощник. Единственная надежда, что студенты полюбят новую науку и предпочтут ее педагогике. Профессор привлекает не только студентов, но и медиков. Они готовы опыт лаборатории применить в своей практике. Для себя Быков избирает тот раздел физиологии, где безраздельно господствует химия. Кровеносная система, выделения почек и печени, сокращения селезенки и кишечного тракта привлекли его внимание на долгие годы. Химия шла рядом с физиологией и служила ей верным подспорьем.

Трудней было подчинить свои увлечения творческой задаче — всем пренебречь ради нее. Этого ему не удалось. Недостаток был восполнен искусством находить себе способных помощников, отличать их среди множества других, внушить им любовь к физиологии и химии. История о том, где и как ученый собрал и создал свою удивительную школу, небезынтересна.

Свою первую ученицу Быков отобрал из студенток педагогического института. Молодая девушка недурно знала литературу и педагогику, меньше зоологию и менее всего физиологию. Ей первой он поведал свои далеко идущие планы.

— Вам известно из курса физиологии, что у внутренних органов своя автономная нервная система, независимая от коры головного мозга — органа, формирующего наше сознание. Допустим, что все это неверно, никакой автономии нет, внутренние органы покорны большим полушариям головного мозга. Попробуем это с вами доказать.

Дерзкие планы ученого не очень удивили помощницу, она была молода и решительна.

— Изучим с вами процесс отделения желчи.

Быков-химик остался верным себе, он недавно лишь установил ряд важных закономерностей, обследуя химические процессы мочеотделения, и следовал далее по намеченному пути.

С другой студенткой была выявлена зависимость селезенки от больших полушарий мозга. Молодой студент, бывший педагог, установил, что кровеносная система образует временные связи с явлениями и предметами внешнего мира через кору головного мозга. Случайное знакомство Быкова со студенткой на ее защите дипломной работы обогатило лабораторию новой сотрудницей. На ее долю выпало изучить химические процессы газообмена в организме и доказать зависимость дыхательной системы от коры головного мозга.

В лаборатории появились биологи, врачи, учителя, хирурги, они приходили решать здесь собственные задачи, приезжали издалека, наслышавшись о чудесах павловской школы, и, как правило, оставались у Быкова.

То, с чем не справился бы беспечный и неусидчивый ученый, воплотила в жизнь школа, воодушевляемая его обаянием и искусством. Для нее у него всегда хватало времени.

* * *

Константин Михайлович Быков принял меня без предубеждения, любезно и просто, познакомил с сотрудниками, стажерами и охотно рассказал о себе, нисколько не приукрашивая всего того, что я уже знал о нем. Предо мной сидел высокого роста, статный мужчина лет пятидесяти с ласковым взглядом больших добрых глаз, и я невольно залюбовался им.