Истинная для дракона. Противостояние
Шрифт:
Все же удостоила Аршада взгляда:
— Он, ты… вы оба постарались, — меня накрыло дикой злостью, пальцы впились в покрывало, — ложь, предательство, шантаж… до сих пор считаешь себя спасителем?!
Я вскочила на ноги, но живот тут же скрутило от едва выносимой боли, и я взвыла, падая на колени.
— Майрин! — вскрикнул Джинн и схватил меня на руки, не понимая, что сейчас его объятья — худшее место в мире.
Ладонь Аршада прорвалась под халат к животу и надавила, обжигая кожу. Но он тут же вскрикнул, одергивая руку, а я вывернулась
— Тшш, маленький, — зашевелила губами, вспоминая свой сон. Ведь в нем я так боялась за котенка! — Я тебя не дам в обиду, мы всех победим… — скрутившись на краю кровати, я уложила ладони на живот, успокаивая себя и малыша. — И страшного джинна, и коварного дракона… Будем жить с тобой счастливо и долго…
Боль начала стихать, давая мне возможность вздохнуть, и по щекам покатились слезы.
— Майрин… — продавилась кровать позади меня.
— Ты знаешь, Азул не просил прощения… Он просто сделал все, чтобы я его простила. Ты же… считаешь себя единственным правым, прешь напролом, выжигая все на своем пути…
Взгляд зацепился за обгоревшие стены, закопченный потолок когда-то нашей с ним спальни. Теперь все обуглилось и почернело, так красноречиво говоря о состоянии Джинна в мое недолгое отсутствие.
Он усмехнулся:
— Да, моему брату всегда все сходило с рук…
— Что? — обернулась я.
Аршад медленно скользил каким-то опустошенным взглядом по мне:
— Азул — мой брат…
— Брат? — вытаращилась я на Джинна. Казалось, он совершенно не в себе.
— Да… У нас с ним была общая мать. Которую когда-то не смогли поделить два Повелителя… — он зло усмехнулся. — Его отец убил моего.
Он снова протянул ко мне руку, но, будто передумав, одернул.
— Когда я впервые увидел тебя в саду твоего отца в Эдальнаре… с Азулом… обрадовался. Стоило нам наведаться к твоему старику — Азул бежал тебя искать, а я шел следом и смотрел… как смеешься в его руках, как улыбаешься ему. На моих глазах рождалась такая необходимая мне слабость главного врага… Я ненавидел Азула так сильно, что мне хотелось сломать все, к чему он прикасался и что любил…
— Вот ты и сломал, — мой голос дрожал. — Все. Чувствуешь себя лучше?
Аршад тяжело сглотнул, но ответить не успел… Посреди комнаты уже знакомо пошли трещины, будто вспарывая воздух и полосуя пространство, заполняя его жидким огнем и тьмой, и из их разлома шагнул Азул.
Сердце забилось в груди от такой глупой минутной радости — он пришел! Он не бросил меня! Но… что это меняло?
— Азул, — сорвалось с губ, и он увидел меня.
Я съежилась, но в его взгляде было столько тревоги и… необходимости оказаться рядом, что захотелось снова дышать.
— Мира! — бросился ко мне, но его отбросила от меня
Стены комнаты вспыхнули пламенем, лизнув потолок, и тот дыхнул черным дымом. Аршад замер в двух шагах от кровати, закручивая вокруг себя вихри огня. В его глазах бесновалась злость, сверкая в радужках злыми молниями. Азул застыл напротив, не спуская взгляда с Джинна.
Они не собирались разговаривать друг с другом. Я чувствовала, как к ним стягиваются невообразимые силы, и это напряжение напоминало затишье перед бурей. Только когда грянет первый удар, у меня, возможно, не останется смысла жить.
— Аршад, пожалуйста! — взмолилась я и заплакала, пытаясь встать. Живот снова начал пульсировать тугой болью, ноги дрожали, но я схватилась за изголовье кровати и выпрямилась: — АРШАД, НЕ НАДО!
И я рванулась из последних сил к Азулу, только добежать не получилось. Сделав всего несколько шагов, я задохнулась от такой яростной волны боли, что не смогла вдохнуть. Последнее, что помнила — кровь. По моим ногам бежали тонкие ручейки крови, из-за всполохов пламени вокруг показавшиеся золотыми…
Я не знаю как, но рядом с Мирой мы оказались одновременно. Только на руки схватил ее я.
— Воздух! — вскричал Аршад, но я перехватил его за руку:
— Перекидывай в центральную больницу! У меня нет сил, а она теряет ребенка!
Одна секунда, в которую наши взгляды пересеклись… и, наверное, никогда еще они не выражали столь одинаковые чувства. Я не мог ни защититься, ни обезопасить себя во время перехода за грань, и теперь было решать ему…
…Но я всегда в него верил, как идиот.
И, наконец, не ошибся. В отличие от меня, Аршад свою силу никуда не тратил — черта с два я бы выжил в нашей бойне сейчас. Но это все стало таким неважным по сравнению с Мирой в моих руках.
Мы выпрыгнули из-за грани в одном из дальних коридоров центральной больницы Абу-Даби и, не сговариваясь, бросились в одном направлении. Аршад несся впереди, ориентируясь на ходу и требуя помощи, я следовал за ним, прижимая Миру к себе. От запаха ее крови тряслись руки, а, когда, наконец, нас окружила бригада врачей, еле заставил себя уложить ее на каталку.
— Отойдите и заполните документы, — осадили нас обоих в дверях операционной, а я не мог отвести взгляда от закрывшихся за ними дверей.
— Давайте, я заполню, — послышалось позади, как сквозь вату, будто я еще был за гранью. Все, на что хватило сил — сделать шаг к ближайшей стене и сползти по ней до самого пола.
Я не видел и не слышал ничего и никого, все думал о Мире и ее ребенке, заставлял себя верить, что с обоими все будет в порядке…
Аршад опустился рядом, и я скосил на него глаза. Сейчас он был моим отражением: во взгляде — паника, бессилие и страх. Впервые — наш общий, одинаковый. Мы не сказали друг другу ни слова, но никогда еще нас так не объединяло молчание.