Истоки человеческого общения

Томаселло Майкл

3.3.3. Выводы

Таблица 3.1

Базовая психологическая структура кооперативной коммуникации людей: (1) в первой колонке представлены те компоненты, которые уже имеются у обезьян; (2) во второй колонке — новые компоненты, появляющиеся у людей; (3) в третьей колонке — как вариант структуры, имеющийся у людей, преобразуется под влиянием рекурсии.

Табл. 3.1 резюмирует наше объяснение тех аспектов базовой (нижележащей) психологической структуры кооперативной коммуникации людей, которые основаны на совместных намерениях. Слева обозначены три параметра: (а) коммуникативные мотивы; (б) встраивание намерений в коммуникацию в плане понимания намерений, понимания того, чему другой уделяет внимание, и практического мышления; (в) форма коммуникативных средств. В первой колонке представлено (1)

состояние дел по каждому из этих трех параметров у человекообразных обезьян: они требуют какую-либо вещь с помощью ритуализированных сигналов, понимают, что другие воспринимают и намереваются делать, и у них есть практическое мышление. Во второй колонке обозначены (2) два новых компонента коммуникации, возникающие у людей, на которые мы обращали особое внимание в этой работе: новые коммуникативные мотивы помощи и обмена переживаниями и новая способность подражать действиям других (люди умеют это делать гораздо лучше, чем обезьяны, в том числе, они способны на подражание с обращением ролей), которая делает возможными изобразительные жесты, а в конце концов и коммуникативные конвенции. Третья колонка показывает, как (3) все преображается с помощью рекурсивного считывания намерений: помощь и обмен чувствами превращаются во взаимные ожидания и даже нормы сотрудничества; понимание целей и намерений другого преобразуется в совместные цели и коммуникативные намерения по Грайсу; понимание того, на что обращено внимание другого, трансформируется в совместное внимание и совместные знания; практическое мышление становится кооперативным; подражание сигналам превращается во взаимно соблюдаемые, двусторонние конвенции. Это превращение, происходящее благодаря рекурсии, как мы вскоре увидим, совершается по-разному в онтогенезе и в филогенезе.

3.4. Заключение

В этой главе моя цель заключалась в том, чтобы выложить наружу скрытую базовую психологическую структуру человеческого общения путем рассмотрения естественных жестов и их функционирования в процессе коммуникации. В частности, указательный жест представляет собой завершенный, но настолько простой коммуникативный акт — вытягивание пальца — что возникает вопрос о том, как же он может выполнять столь значительную коммуникативную функцию. При наличии соответствующего контекста указательный жест может стать столь же информативным средством коммуникации, как и речь. Он даже может привлекать внимание реципиента к отдельным аспектам явлений или к отсутствующим вещам, хотя эти возможности часто приписываются исключительно языку. Изобразительные жесты осуществляют более конкретное указание на объект, особенно отсутствующий в ситуации общения, и также могут использоваться для передачи весьма сложных сообщений. Естественные жесты этих двух типов используются всеми людьми, и только людьми.

«Прибавочная стоимость» как указательного жеста, так и пантомимы тем или иным способом создается на основе базовой структуры способности к совместным намерениям (shared intentionality infrastructure) — и потому мы называем нашу модель кооперативной моделью человеческой коммуникации. В рамках этой модели: (1) люди, коммуниканты и реципиенты, создают совместное намерение осуществить успешную коммуникацию, и по мере необходимости приспосабливаются друг к другу; (2) человеческие коммуникативные акты уходят своими корнями в процессы совместного внимания и разделяемого понимания текущей ситуации; (3) коммуникативные акты людей в своей основе побуждаются социальными мотивами, такими, как оказание помощи другим (в том числе через информирование) и свободное разделение чувств и мнений; (4) по ходу этого процесса люди-коммуниканты опираются на совместно разделяемые принятые обычаи (и даже нормы) сотрудничества участников коммуникации; (5) языковые конвенции, являющиеся вершиной речевого поведения людей, в своей основе являются фундаментально разделяемыми (shared) в том смысле, что мы оба знаем, что мы оба одинаково используем данную языковую конвенцию.

Для других приматов не характерно структурирование коммуникации с помощью совместных намерений, совместного внимания, построения взаимных предположений о кооперативных мотивах и использования коммуникативных конвенций. Они скорее просто пытаются строить предположения о том, что другие видят и делают, каковы их индивидуальные цели, или прямо манипулировать ими. В то же время, как мы увидим далее, человеческие младенцы начинают структурировать свою жестовую коммуникацию на основе сотрудничества с другими еще до того, как овладевают речью. В ходе их развития это совпадает с формированием более общих навыков создания и реализации совместных намерений, что проявляется и в прочих видах деятельности, направленной на взаимное сотрудничество с другими людьми.

4. Происхождение в онтогенезе

За словом «красный» стоит не красный цвет сам по себе, а жест, указывающий на красный предмет. Л. Витгенштейн

Часто самый простой путь к выявлению отдельных компонентов сложного навыка и механизмов их совместной работы — исследование того, как эти компоненты возникают в ходе раннего развития ребенка. Таким образом, онтогенез является важным источником данных для проверки кооперативной модели человеческой коммуникации. Более того, оказывается, что жесты, выступающие в качестве полноценных коммуникативных актов (и при этом не сопровождающиеся речью) наиболее активно изучаются, в особенности экспериментально, именно на маленьких детях, а не на взрослых. Ряд экспериментов с младенцами имеет непосредственное отношение к ключевым положениям нашей модели коммуникативного процесса. Некоторые из этих экспериментов

даже могут помочь нам разрешить сложные теоретические вопросы, например, относительно роли совместного внимания и совместных знаний.

Помимо того, что онтогенетический подход представляет интерес в качестве средства проверки нашей модели и ее различных составляющих, мы хотели бы дополнительно рассмотреть в данной главе также три специальных вопроса, связанных с тремя общими гипотезами, сформулированными в главе 1. Во-первых, похожа ли доречевая жестовая коммуникация младенцев по своей структуре на оформившуюся кооперативную коммуникацию взрослых, которую мы описали в предыдущей главе? Если да, то это будет означать, что кооперативная коммуникация людей не связана с речью напрямую (наблюдая только за взрослыми здоровыми людьми, проверить это невозможно). Эволюционная гипотеза о том, что кооперативная коммуникация человека изначально возникла в жестовой модальности, также будет выглядеть в таком случае более правдоподобно.

Во-вторых, связано ли как-то возникновение в онтогенезе кооперативной коммуникации с появлением более общих мотивов и навыков, относящихся к формированию и реализации совместных намерений и проявляющихся также в любой другой социальной и культурной деятельности, например, в любом социальном взаимодействии, направленном на сотрудничество? Если да, то это будет доказательством в пользу сделанного в предыдущей главе вывода о том, что в основе навыков человеческой кооперативной коммуникации лежат более фундаментальные социально-когнитивные и социально-мотивационные навыки принятия и реализации совместных намерений с партнером по общению. Кроме того, эволюционная гипотеза о том, что кооперативная коммуникация человека возникла как часть более глобальной адаптации к совместной деятельности и культурной жизни, в свете этих фактов выглядела бы более убедительно.

В-третьих, нас непосредственно интересуют некоторые моменты, связанные с речью, в частности, как именно в процессе онтогенеза осуществляется переход от доречевой жестовой коммуникации к речи. Нам особенно хотелось бы выяснить, лежит ли в основе раннего освоения и использования языковых средств тот же механизм формирования совместных намерений с партнером по общению, что и в основе ранней жестовой коммуникации. Если да, то это послужит подтверждением гипотезы о том, что для освоения условных языковых средств критически важны социально-когнитивные навыки и мотивы, которые изначально разворачиваются в рамках ранней жестовой коммуникации. Нам также хотелось бы узнать, взаимодействуют ли два типа жестов, которые используют дети (указательные и изобразительные) с ранней детской речью сходным или различным образом. Тогда мы сможем получить новые данные об эволюционном переходе от более естественных к более условным формам человеческой коммуникации.

4.1. Указательные жесты младенцев

Большинство младенцев в западной культуре начинают использовать указательные жесты примерно в возрасте одного года, еще до активного освоения речи. Существуют данные о том, что так происходит и во многих других культурах, если только не во всех (Butterworth 2003). Изначально наш основной вопрос заключался в том, в чем и до какой степени указательные жесты младенцев похожи на аналогичные жесты у взрослых людей во всей их разобранной выше социально-когнитивной сложности. Также, разумеется, интерес представляют изобразительные жесты младенцев. Однако их обсуждение проблематично, поскольку вопрос о том, как младенцы в процессе раннего развития усваивают и используют изобразительные жесты, до сих пор относительно мало изучен, в особенности экспериментально. Поэтому наш подход будет заключаться в рассмотрении кооперативной модели, точнее, ее различных элементов, на материале указательных жестов младенцев, так как именно этот тип жестов достаточно хорошо исследован. Те немногочисленные факты, которые известны об усвоении и использовании изобразительных жестов в младенческом возрасте, я изложу позднее, главным образом, при анализе перехода к речевой коммуникации.

4.1.1. Указательные жесты младенцев и их контекст

Традиционно считается, что есть две причины, которые побуждают младенцев использовать указательный жест: ребенок либо указывает на что-то, чтобы это попросить (требование — протоимператив), либо хочет поделиться с окружающими своими ожиданиями и эмоциями (высказывание — протодекларатив), причем оба эти типа жестов возникают в одном и том же возрасте (Bates, Camaioni, Volterra 1975; Carpenter, Nagell, Tomasello 1998). Удивительно, что никто нс знает, как именно указательный жест возникает в онтогенезе. В частности, неизвестно, ритуализируют ли младенцы указательный жест на основе какого-то другого поведения или учатся использовать его путем подражания. Если учесть, что многие обезьяны научаются при помощи указательных жестов требовать от людей различные вещи (и практически наверняка они научаются это делать не путем подражания), а также то, что указательные жесты в той или иной форме, скорее всего, встречаются во всех человеческих сообществах, наиболее адекватной на данный момент представляется следующая гипотеза. Младенцы научаются использовать указательные жесты не при помощи подражания. Скорее, этот вид жестов возникает у них каким-то естественным образом, возможно, как индивидуальное действие ориентировки, которое социализируется в результате взаимодействия с окружающими. Однако исследований, направленных непосредственно на изучение данной проблемы, не существует, а ведь может оказаться, что даже полностью социализированный указательный жест возникает без научения. Или может быть так, что сперва этот жест появляется без научения, а подражание вступает в игру позже, когда ребенок замечает связь между своими указательными жестами и указательными жестами окружающих. Мы просто ничего нс знаем об этом.