Истоки человеческого общения
Шрифт:
• По меньшей мере, к девяти месяцам младенцы понимают, что у других есть цели, то есть что они хотят каких-то вещей (напр., Csibra et al. 1999; Behne, Carpenter, Call, Tomasello 2005). Возможно, это понимают дети и меньшего возраста (Woodward 1998).
По крайней мере, к двенадцати месяцам младенцы понимают, что действующий субъект активно выбирает средства для достижения своей цели, то есть формирует намерения, и они даже могут распознать некоторые разумные причины, по которым выбирается одно средство, а не другое (Gergely, Bekkering, Kiraly 2002; Schwier et al. 2006).
По меньшей мере, к двенадцати месяцам, если не раньше (Woodward 1999), младенцы начинают понимать, что другие видят окружающие их вещи (Moll, Tomasello 2004), и также к двенадцати месяцам ребенок понимает, что действующие субъекты по каким-то причинам выбирают из тех вещей, которые они воспринимают, некоторую часть, и намеренно обращают па нее внимание (напр., Tomasello, Haberl 2004; Moll et al. 2006).
По
Когда младенцы таким образом начинают понимать других людей, они могут начать в некотором роде практически мыслить о действиях окружающих. В частности, они могут начать делать умозаключения отом, почему кто-то сделал именно то, что он сделал, а не что-нибудь другое, что он также мог бы сделать, и что из этого вытекает относительно его дальнейших действий в ближайшем будущем.
Но для кооперативной коммуникации злого недостаточно. Как подчеркивалось в главе 3, для того, чтобы осуществлялась кооперативная коммуникация, необходимо, чтобы младенцы могли создавать с другими людьми совместные смысловые пространства, или совместные знания (shared conceptual spaces), что относится к базовым умениям сферы создания и реализации совместных намерений. В обычном случае результатом является ограниченный набор потенциальных объектов-референтов, к которым может адресоваться референциальное намерение, и ограниченный набор потенциальных мотивов, которые могут стоять за социальным намерением. И то, и другое необходимо, чтобы реципиент мог сделать соответствующие выводы о контексте коммуникативного акта, а также чтобы коммуникант совершил этот акт таким образом, который поможет подтолкнуть реципиента к этим выводам. На основе имеющихся данных приведем перечень тех моментов времени, когда появляются ключевые предпосылки для возникновения совместных намерений:
По крайней мере, к 9—12 месяцам младенцы начинают периодически включаться в ситуации триадического совместного внимания, что создает один из видов совместных знаний, необходимых для кооперативной коммуникации (Bakeman, Adamson 1984; Carpenter, Nagell, Tomasello 1998).
В связи с этим к возрасту 12–44 месяцев дети могут определить, относительно каких предметов они ранее в процессе совместного внимания переживали вместе с другим человеком совместный опыт. Таким образом, они не просто могут определить, что именно мы оба видим (совместное внимание), но также и о чем мы оба знаем из прошлого опыта (Tomasello, Haberl 2003; Moll, Tomasello 2007a; Moll et al. 2008).
По меньшей мере, к 14 месяцам дети могут формировать разделяемые с другими людьми (shared) цели и намерения, например, при сотрудничестве в процессе решения задач (Warneken, Chen, Tomasello 2006; Warneken, Tomasello 2007). Более раннее осуществление взаимодействий, основанных на совместных намерениях, может также выступать свидетельством наличия совместных целей и у детей в возрасте до одного года (напр., Ross, Lollis 1987; Ratner, Bruner 1978; Bakeman, Adamson 1984; Carpenter, Nagell, Tomasello 1998).
Итак, начиная с возраста всего в несколько месяцев, младенцы уже обладают частью способностей, служащих предпосылками для указательного жеста, включая специфическую позу руки и как минимум два соответствующих мотива. Но младенцы еще в течение многих месяцев не начинают включать указательный жест в коммуникацию, поскольку они еще не могут рассматривать других как разумно действующих субъектов. Они еще не начали вместе с окружающими создавать своеобразные рамки совместного внимания и совместные знания, которые позволили бы им осмысленно адресовать других людей к объектам внешнего мира в триадической манере. Однако как только в районе 9—12 месяцев дети начинают понимать других людей и взаимодействовать с ними описанным выше способом, они начинают применять указательный жест для коммуникации с окружающими. В сочетании с данными о том, что указательный жест, аналогичный таковому у взрослых, возникает у детей в районе двенадцати месяцев (см. предыдущие разделы), такая синхронность процессов развития заставляет предполагать, что ранние коммуникативные указательные жесты у детей опираются действительно именно на мотивы и навыки способности к индивидуальным и совместным намерениям. Именно это и предполагает кооперативная модель человеческой коммуникации.
К сожалению, путем наблюдения за естественным развитием ребенка невозможно определить, вызвано ли появление коммуникативно нагруженных указательных жестов у младенцев в возрасте одного года формированием навыков индивидуального или совместного целеполагания, или же как того, так и другого, поскольку они появляются в онтогенезе одновременно. Но результаты сравнения людей и шимпанзе показывают, что критически важными для человеческой кооперативной коммуникации являются навыки
4.2.3. Выводы
Сильно упрощенное изображение процесса развития (крайне схематичная динамическая системная модель) представлена на рис. 4.1. Однако наши знания в этой области все еще достаточно примитивны, и подробный ответ на вопрос о том, как возникают и в дальнейшем развиваются разнообразные виды коммуникативной деятельности у младенцев, все еще требует дальнейших исследований, которые позволят точнее установить временные соотношения (а с помощью экспериментов — и причинно-следственные зависимости) между появлением в онтогенезе человека различных навыков и мотивов, имеющих отношение к коммуникации. Сейчас же остановимся только на двух основных моментах. Во-первых, каждый из трех основных мотивов указательных жестов младенцев необходимо рассматривать отдельно в его собственном онтогенетическом контексте, поскольку каждый из них связан с определенной фундаментальной модальностью социального взаимодействия и имеет свою собственную эволюционную основу, предоставляющую эволюционные преимущества как коммуниканту, так и реципиенту (см. главу 5). И, во-вторых, несмотря на то, что многие другие составляющие коммуникативного процесса уже созрели в ходе предшествующего развития, маленькие дети не включаются в кооперативную коммуникацию и не используют указательные жесты до тех пор, пока в возрасте около одного года у них не сформируются навыки реализации способности к совместным намерениям. Таким образом, эти навыки представляют собой тот «управляющий параметр», который накладывает ограничения на возраст появления новообразования.
Рис. 4.1. Возникновение кооперативной коммуникации и указательного жеста в онтогенезе
В этом контексте также важно, что мы не рассматриваем двенадцатимесячных младенцев как обладателей полноценной психологической структуры, стоящей за зрелой кооперативной коммуникацией. В частности, по-видимому, они еще не освоили полностью все стороны грайсовского коммуникативного намерения или норм сотрудничества. Это те аспекты совместного целеполагания, которые также не выходят на сцену и других линий развития ребенка вплоть до трех-четырех лет, тем самым предоставляя дополнительные доказательства в пользу того, что навыки кооперативной коммуникации существенным образом зависят от имеющихся у детей более общих навыков проявления способности к совместным намерениям.
4.3. Ранняя пантомимическая коммуникация
До сих пор мы не говорили ни о каких других жестах младенцев, кроме указательных. Главным образом, потому, что на эту тему существует гораздо меньше исследований, и поэтому мы в целом гораздо меньше знаем о природе и усвоении всех остальных жестов. Но, тем не менее, в пашем сюжете они очень важны, в особенности при рассмотрении перехода к речи. Особенно важны, конечно, изобразительные жесты (пантомима), поскольку в определенном смысле их можно назвать символическими и отображающими, тогда как указательный жест таковым не является. Вдобавок, изобразительные жесты категориальны, поскольку коммуникант хочет, чтобы реципиент вообразил «что-то вроде этого», — а указательные жесты обычно нет.