Истоки человеческого общения
Шрифт:
В оригинальной трактовке, предложенной Бейтс, Камайони и Вольтерра (Bates, Camaioni, Volterra 1975), декларативное указание аналогично повествовательному предложению, например, «Кошка сидит на коврике». Высказывания такого типа имеют значения истинности, которое показывает, насколько сделанное утверждение соответствует реальному положению дел в окружающем мире. Однако во многих последующих работах прототипом декларативного указания служит ситуация, когда, например, младенец указывает на находящееся в отдалении интересное животное, выражает свои эмоции но этому поводу и переводит взгляд на взрослого. Новое животное интересует младенца и приводит его в возбуждение, и он явно хочет поделиться своим воодушевлением с взрослым, для чего пытается заставить его посмотреть туда же, куда смотрит он сам, и вызвать у него такую же реакцию. Такое поведение не вполне похоже на утвердительные высказывания с присущими им значениями истинности, поскольку, по-видимому, отражает совершенно другие мотивы. Поэтому мы считаем необходимым различать: 1) высказывания как выражение эмоций (экспрессию) в тех случаях, когда младенец хочет, чтобы взрослый разделил его отношение к какому-либо объекту-референту, по поводу которого они общаются; 2) высказывания как информативные сообщения, когда у взрослого отсутствует нужная ему информация по поводу некоторого предмета, и младенец хочет ее предоставить. Экспериментальные исследования подтверждают, что в возрасте около года каждое из этих побуждений уже присутствует у младенцев в
Во-первых, Лизковски и др. (Liszkowski et al. 2004) провоцировали указательные жесты у младенцев в ситуации, где весьма вероятна актуализация декларативного мотива экспрессивного подтипа (например, в отдалении появляется новый и интересный объект). Затем они экспериментально манипулировали реакцией взрослого, пытаясь проверить гипотезу о том, что в такой ситуации социальное намерение младенца действительно заключается в том, чтобы поделиться с взрослым своими переживаниями по поводу нового объекта, а не просто заставить взрослого посмотреть на это событие или на самого ребенка. Если говорить точнее, взрослый реагировал на указание младенца одним из следующих способов: (1) смотрел на само событие, не смотря при этом на младенца — для проверки гипотезы о том, что младенец просто хочет привлечь внимание взрослого к событию, но не поделиться своим переживанием внимания и интереса (условие «Событие»); (2) выказывал положительную эмоциональную реакцию по отношению к младенцу, но не смотрел на событие — чтобы проверить гипотезу о том, что младенец просто хочет привлечь к себе внимание взрослого (Moore, Corkum 1994; Moore, D’Entremont 2001) (условие «Лицо»); (3) ничего не делал — для проверки гипотезы о том, что указательный жест младенца предназначен только ему самому, и он вовсе не пытается ни с кем вступить в контакт (условие «Игнорирование»); (4) переводил взгляд между младенцем и событием, сопровождая это положительной эмоциональной реакцией — чтобы проверить гипотезу о том, что младенец хочет направить внимание взрослого в сторону объекта-референта, дабы они могли разделить внимание и интерес к этому объекту вместе (условие «Совместное внимание/Приобщение»).
На основе зарегистрированных ответных реакций младенцев на это поведение были выявлены мотивы, которые побуждали младенцев производить указательные жесты. Результаты показали, что младенца не удовлетворяло, если взрослый просто смотрел на обозначенный им внешний объект, нс обращая внимания на самого младенца (условие «Событие»), или же когда взрослый просто выражал положительные эмоции по отношению к младенцу, игнорируя внешний объект (условие «Лицо»). По сравнению с условием «Совместное внимание», в котором младенцы обычно совершали один длительный указательный жест, в этих двух условиях, равно как и в условии «Игнорирование», дети чаще пытались повторять свой указательный жест в течение одной и той же пробы. Это, по-видимому, представляло собой настоятельную попытку создать ситуацию совместного внимания и интереса. Более того, по сравнению с условием «Совместное внимание», в этих условиях, так же, как и в условии «Игнорирование», младенцы все реже совершали указательный жест в ходе последующих проб. Это, по-видимому, отражало их растущее неудовлетворение участвующим в эксперименте взрослым как партнером по коммуникации, поскольку в своем ответном поведении он не разделял отношения младенца к указанным предметам. Чтобы прояснить этот вопрос, Лизковски, Карпентер и Томаселло (Liszkowski, Carpenter, Tomasello 2007а), основываясь на том же экспериментальном плане, создали различные условия, в которых взрослый смотрел на тот объект, который подразумевался указательным жестом младенца, однако либо (1) проявлял интерес («Здорово!»), либо (2) показывал, что ему это не интересно («Хм…»). Когда взрослый давал понять, что ему это не интересно, младенцы прекращали свои указательные жесты и не возобновляли их в течение той же пробы, по-видимому, потому, что понимали, что взрослый не разделяет их воодушевления. В этом случае в последующих пробах частота указательных жестов также снижалась по сравнению с тем условием, в котором взрослый выражал свой интерес. Данные результаты позволяют выделить в качестве самостоятельной существующую у младенцев потребность поделиться со взрослыми своим отношением к различным вещам. Это мотив, стоящий за экспрессивным подтипом декларативных указательных жестов — потребность в том, чтобы взрослый не просто посмотрел на тот предмет, на который указывает ребенок, но и разделил его отношение к этому предмету.
Во-вторых, жесты, относящиеся к информирующему подтипу декларативных указаний, осуществляются тогда, когда младенец хочет бескорыстно помочь взрослому путем предоставления ему необходимой или потенциально интересной информации. Этот мотив в действительности гораздо ближе к мотивации, побуждающей большинство речевых повествовательных высказываний. Чтобы он возник у младенцев, у них должно быть, во-первых, понимание того, что другие могут о чем-то знать или не знать (см. подтверждающие это данные в разделе 4.2.2) и, во-вторых, необходим альтруистический мотив помощи окружающим посредством предоставления им желаемой или необходимой информации. Чтобы проверить, побуждает ли такой мотив двенадцатимесячных младенцев к употреблению указательных жестов, Лизковски, Карпентер, Стриано и Томаселло (Liszkowski, Carpenter, Striano, Tomasello 2006) помещали детей в различные ситуации, где они наблюдали, как взрослый клал не на то место или еще каким-нибудь образом терял предмет, а затем начинал искать его. В этих ситуациях младенцы указывали на нужный предмет (чаще, чем на отвлекающие объекты, которые аналогичным образом помещались не на свое место, но не были нужны взрослому). При этом отсутствовали какие-либо признаки того, что этот предмет был нужен самим младенцам (они не ныли, не пытались дотянуться до этого предмета и тому подобное) или того, что дети хотят поделиться своими эмоциями по поводу этого предмета или своим отношением к нему. Такие результаты заставляют предполагать, что с помощью декларативных указательных жестов младенцы иногда хотят сделать нечто иное, нежели поделиться со взрослым своим воодушевлением по поводу взволновавшего их предмета, как это происходит в классическом случае; иногда ребенок просто хочет помочь взрослому, предоставив ему нужную информацию, и эти два мотива различаются.
Обратимся теперь к указательным жестам-требованиям. Некоторые исследователи утверждают, что требования, выражаемые с помощью указательных жестов, в пределе довольно просты и базируются на представлении о том, что с помощью других людей можно добиться определенного результата, поскольку их действия внешне детерминированы (напр., Bates, Camaioni, Volterra 1975; Camaioni 1993) — в противоположность пониманию других людей как субъектов, обладающих определенными намерениями и внутренним миром. Эта первая точка зрения, по меньшей мере, частично основана на хороню известных фактах, что дети с аутизмом используют указательные жесты не для того, чтобы что-то сообщить, а чтобы чего-нибудь потребовать, как это делают при взаимодействии с людьми некоторые обезьяны. Но на самом деле требования образуют непрерывный ряд, континуум. За некоторыми из них стоят индивидуалистические мотивы, желание добиться от других, как от индивидов, чье действие обусловлено внешними причинами, нужного коммуниканту поведения. Например, младенец, указывающий на игрушку, может преследовать цель получить эту игрушку с помощью взрослого, и при этом взрослый понимается как своего рода социальный инструмент, действующий под влиянием внешних причин. Другие требования основаны на мотивах, в большей степени связанных с сотрудничеством. Такие мотивы оказываются
Очевидно, что периодически требования младенцев носят в значительной степени индивидуалистический характер и направлены на то, чтобы использовать взрослых как социальные инструменты и заставлять их что-то делать для самого младенца. Но иногда младенцы также высказывают требования, в большей степени ориентированные на сотрудничество, когда они пытаются разобраться в намерениях и психических состояниях реципиента, в том, что он понимает и чего хочет (именно этого не происходит при индивидуалистических требованиях). Не вполне ясно, какого рода данные смогут послужить убедительным доказательством того, что младенцы иногда выражают такие кооперативные требования. Одним из косвенных подтверждений служит то, что с самого раннего возраста младенцы используют указательные жесты в других контекстах, где их действия с очевидностью направлены на сотрудничество и предполагают понимание намерений и психических состояний другого. А именно, как это было показано выше, дети начинают использовать экспрессивные и информирующие декларативные указательные жесты в том же возрасте, что и требования (Carpenter, Nagell, Tomasello 1998). Более прямым доказательством служит следующий факт (хотя он и относится к детям несколько более позднего возраста, около 30 месяцев). Когда маленький ребенок просит взрослого о чем-либо, а тот его неправильно понимает, то ребенок пытается исправить возникшее недоразумение даже в том случае, если ему каким-нибудь образом все же удалось получить то, чего он хотел (Shwe, Markman 1997). Это заставляет нас предполагать, что в ходе онтогенеза дети довольно рано начинают понимать, что их просьбы действуют не из-за того, что они заставляют взрослого выполнить некое конкретное действие, но благодаря тому, что взрослый получает информацию о желаниях ребенка, понимает их и соглашается на сотрудничество. Однако мы не знаем, в какой именно момент в ходе развития младенца возникает такое понимание.
Таким образом, мы утверждаем, что новейшие исследования в области указательных жестов позволяю! выделить у младенцев те же три общих класса стоящих за этими жестами социальных мотивов или намерений, что и у взрослых: (1) разделение = приобщение (они хотят поделиться своими чувствами и взглядами с другими); (2) информирование (они хотят помочь другим, сообщая им о полезных или интересных вещах); (3) просьба (они хотят получить от других помощь при достижении своих целей). Как и в случае с взрослыми, эти зри мотива в той или иной мере основаны на кооперативной мотивации помощи и разделении переживаний — двух основных видах мотивации, включенной в процесс формирования и реализации совместных намерений. Указательные жесты, побуждаемые каждым из этих мотивов, необходимы для достижения бесчисленного множества конкретных социальных намерений, что лучше всего иллюстрируют те примеры из дневниковых записей, которые мы приводили в предыдущем разделе,
4.1.3. Референциальное намерение
Есть очень убедительные свидетельства тому, что когда младенцы производят указательные жесты, то в их намерения входит, чтобы другой человек направил свое внимание на некоторый объект-референт, находящийся в сфере их совместных знаний. Это не чересчур поспешное заключение. Действительно, Мур и коллеги выражали свое сомнение по поводу того, что жесты двенадцатимесячных детей являются попыткой привлечь внимание других людей к внешним объектам. Так, Мур и Коркам (Moore, Corkum 1994) утверждают, что ранние указательные жесты (декларативного типа) направлены главным образом на то, чтобы вызвать у взрослого положительные эмоции в адрес ребенка, а Мур и Д’Энтремон (Moore, D’Entremont 2001) утверждают, что реакция взрослого именно на самого ребенка, а не па внешний объект, служит подкреплением для поведенческого акта, представляющего собой указательный жест. Основной факт, свидетельствующий в пользу этой скептической интерпретации, заключается в том, что младенцы иногда указывают взрослому на те вещи, на которые он и так уже смотрит. И, поскольку в этом случае они оба уже обратили внимание на интересующий младенца объект, то указательный жест не может служить попыткой направить внимание взрослого на что-то новое.
Лизковски с соавторами (Liszkowski et al. 2004) прямо проверили гипотезу Мура и коллег, попытавшись экспериментально протестировать, действительно ли двенадцатимесячные младенцы стараются с помощью указательных жестов привлечь внимание взрослого к внешнему объекту-референту для того, чтобы они могли поделиться своим отношением к нему. Как уже было описано выше, младенцев помешали в ситуацию, в которой у них с высокой вероятностью актуализировалась потребность в высказывании, и где они производили указательные жесты, на которые взрослый мог реагировать по-разному (его реакция служила независимой переменной в эксперименте). Основной результат, касающийся процессов референции, заключался в том, что когда взрослый отвечал на указательный жест, просто эмоционально реагируя на младенца и игнорируя внешний объект, дети демонстрировали признаки неудовлетворения, повторяя свой указательный жест и пытаясь тем самым восстановить коммуникацию и передать свое сообщение. Причем в каждой последующей пробе они жестикулировали все реже, что опять же указывает на неудовлетворенность ответом взрослого, игнорирующего подразумеваемый внешний объект. Чтобы описать этот процесс точнее, Лизковски, Карпентер и Томаселло (Liszkowski, Carpenter, Tomasello 2007а) используя тот же общий метод, сравнивали реакцию детей в том случае, когда взрослый правильно определял подразумеваемый ребенком объект, и когда он ошибался, реагируя на соседний предмет. В обоих случаях взрослый выражал положительные эмоции и поочередно переводил взгляд с ребенка на предмет и обратно. Когда взрослый правильно определял объект-референт, младенцы просто поддерживали процесс совместного внимания и выражения интереса по отношению к этому предмету, но когда взрослый обращался к неправильному объекту, младенцы повторяли свой указательный жест в направлении интересующего их предмета, пытаясь перенаправить взрослого к нему. Их не устраивало делиться переживаниями по поводу чего-то другого, а не того, что они исходно имели в виду.
Важно и интересно, что двенадцатимесячные младенцы также могут с помощью указательных жестов адресовать окружающих к отсутствующим вещам. Это становится очевидным при рассмотрении наблюдений из дневниковых записей, которые мы приводили выше, где дети в возрасте двенадцати-тринадцати месяцев адресуют взрослых к событиям, которые происходили в недавнем прошлом или будут происходить в скором будущем. Лизковски, Карпентер и Томаселло (Liszkowski, Carpenter, Tomasello 2007b) исследовали это явление более систематическим путем, предъявляя младенцам объекты, которые с большой вероятностью должны были спровоцировать у них декларативный указательный жест. Затем через некоторое время целевые объекты исчезали. Большая часть младенцев — как те, кто указывали на целевой объект, пока он был виден, так и те, кто этого не делал — после исчезновения предмета показывали взрослому на то место, где он раньше находился, в особенности, если они наблюдали этот предмет впервые. Указание на отсутствующий объект важно для нас, поскольку оно с очевидностью демонстрирует, что выполняющий указательный жест младенец не просто реализует какое-то низкоуровневое поведение вроде попыток заставить другого человека физически развернуться в сторону видимых предметов. Он скорее пытается сориентировать другого в умственном плане, адресуя его к ненаблюдаемому предмету, доступному только в плане представления (см. также Saylor 2004).