Истоки человеческого общения
Шрифт:
С точки зрения средств коммуникации как таковых, очевидно, что в ситуации взаимного сотрудничества будет наиболее вероятным использование указательного жеста (чтобы попросить других о помощи или, возможно, даже предложить помощь). Взаимное сотрудничество происходит здесь и сейчас. Совместные цели и совместное внимание очень жестко структурируют его посредством нисходящих процессов обработки информации. Поэтому указательного жеста в большинстве случаев будет достаточно, чтобы дать другим понять, что нужна помощь, или чтобы предоставить им необходимую информацию. Мы даже можем успешно сообщить о местонахождении потерянного инструмента, указывая в сторону его вероятного местонахождения. Употребление изобразительных жестов на данной ранней стадии развития, скорее всего, еще не было возможным, потому что для того, чтобы их не воспринимали, как бессодержательные действия в неправильном контексте (см. ниже), необходимы описанные Грайсом коммуникативные намерения. Однако, если на данном этапе уже были какие-нибудь навыки имитации, то естественно возникающие интенциональные движения (например, «подталкивание» кого-либо к месту, где он должен будет что-нибудь сделать) могли появиться не только благодаря ритуализации в ходе онтогенеза, как у человекообразных обезьян, но
И, таким образом, мы можем выдвинуть относительно непротиворечивую теорию о том, что сотрудничество людей друг с другом уже с самого начала было взаимовыгодным, причем взаимовыгодный характер обеспечивался первым шагом со стороны более терпимого к окружающим и щедрого при разделе пищи партнера. Более необычное положение нашей теории заключается в том, что взаимовыгодное сотрудничество является естественным контекстом, в рамках которого возникает кооперативная коммуникация. В частности, способность к рекурсивному «считыванию намерений» изначально возникла в процессе формирования совместных целей. Благодаря этому появилась способность направлять совместное внимание на вещи, имеющие отношение к достижению общей цели (нисходящие влияния), и, возможно, другие формы общего смыслового контекста. Мотивы помощи, которые у человекообразных обезьян уже иногда встречаются вне ситуаций общения, могли начать бурно развиваться в ситуации взаимовыгодного сотрудничества, когда то, что я помогаю тебе, полезно мне самому. И, таким образом, возникающие в ходе общения просьбы о помощи — либо в виде действий, либо в виде информации — и способность удовлетворять эти просьбы возникли, вероятно, в ходе взаимовыгодной совместной деятельности. Возможно, то же самое можно сказать о возникновении способности помогать окружающим, предоставляя им необходимую информацию. Итак, на данном этапе нашей квазиэволюционной истории развития у нас уже есть, как минимум, указательный жест, необходимый для выражения просьб о помощи, и склонность удовлетворять такие просьбы (а также, возможно, способность предлагать окружающим помощь в форме предоставления им нужной информации), если при этом мы находимся непосредственно в контексте взаимовыгодного сотрудничества.
5.2.2. Непрямой взаимный обмен и помощь окружающим через предоставление информации
Люди помогают друг другу (в том числе, предоставляя информацию) и просят друг у друга о помощи во многих ситуациях, где не происходит взаимовыгодного сотрудничества. И, следовательно, нам надо будет объяснить, что происходит при расширении круга ситуаций, исходно имевших адаптивное значение. Но способность предлагать помощь и удовлетворять просьбы окружающих о помощи, находясь при этом вне ситуации взаимовыгодного сотрудничества, подразумевает вовлечение чего-то близкого к альтруизму, когда один человек подчиняет свои интересы интересам другого. Это требует особого объяснения. Опять же, я не могу здесь остановиться па описании эволюции человеческого альтруизма, поэтому я предложу вашему вниманию только несколько соображений касательно того, как все могло обстоять в случае с кооперативной коммуникацией.
На самом деле, уже шимпанзе иногда помогают друг другу (Warneken, Tomasello 2006; Warneken ct al. 2007). Что за этим стоит, до конца неясно, хотя существуют некоторые данные, наводящие на предположение о том, что в естественных взаимодействиях шимпанзе присутствует непосредственная взаимность — они помогают тем, кто помогает им (de Waal, Lutrell 1988). Однако маловероятно, что такой непосредственный обмен услугами является устойчивым и широко распространенным, и практически наверняка он не наблюдается в ситуациях, связанных с кормлением. Гилби и его коллеги (Gilby et al. 2006) обнаружили в полевом исследовании, что, если одна обезьяна после охоты поделится с другой мясом, та впоследствии никак ее не отблагодарит — ни в виде секса, ни в виде помощи в драке (хотя см. Watts, Mitani 2002). И опять же исследования Силка и его коллег (Silk et al. 2005) и Дженсена и его коллег (Jensen et al. 2006), хотя и не были непосредственно направлены на изучение взаимного обмена, показали, что обезьяны не помогают другим добыть пищу, даже если речь идет об их родителях, детях или друзьях.
В любом случае, для того, чтобы оказывать помощь, находясь при этом вне контекста совместной деятельности, по-видимому, необходима какая-то взаимность. Учитывая все ограничения, связанные с непосредственной взаимностью, хорошим вариантом будет непрямой взаимный обмен, когда люди или обезьяны предпочитают помогать тем или сотрудничать с теми, у кого есть репутация хорошего помощника и партнера (Nowak, Sigmund 1998; Panchanathan, Boyd 2003). Доказательство того, что шимпанзе, несомненно, способны судить об окружающих на основе их репутации, было получено Мелисом, Хэйром и Томаселло (Melis, Hare, Tomasello 2006b). В этом исследовании шимпанзе был нужен помощник, чтобы добыть пищу. Они могли выбрать одного из двух незнакомых им партнеров. Один из них оказывался плохим помощником (доминантный самец, который, как правило, пытался подчинить ситуацию себе), а другой, наоборот, хорошим. Пообщавшись с обоими партнерами совсем немного, шимпанзе почти всегда начинали выбирать хорошего партнера. Это свидетельствует о том, что эгоисты расплачиваются за свое нежелание кооперироваться и склонность к конкуренции тем, что лишаются привлекательных возможностей, которые раскрылись бы им в процессе взаимовыгодного сотрудничества. При этом те, кто изгоняет эгоиста, практически ничего не лишаются — такой вид наказания не требует затрат и здесь нет вторичных негативных последствий альтруизма.
То, что партнеров для взаимовыгодного сотрудничества выбирают, в определенном смысле, в соответствии с их репутацией, означает, что те, кто это понимает, могут попытаться укрепить свою репутацию, демонстративно помогая другим и сотрудничая с окружающими. Вероятно, они осознают, что окружающие наблюдают за ними и оценивают их. Поэтому даже если субъект занят такой деятельностью, которая не является взаимовыгодной, он все же может предлагать другим свою помощь, в том числе, предоставляя им информацию, которая, как он считает, будет для них важна или полезна, несмотря на то, что он не получит от этого никакой прямой пользы. Тем самым он пытается укрепить свою репутацию как полезного партнера, с которым окружающие захотят сотрудничать в будущем. Еще одна вероятная первопричина, заставляющая помогать другим,
Как только мы начинаем не только выдвигать требования, но и информировать окружающих, становится гораздо нужнее способность общаться по поводу тех вещей, которые удалены от нас во времени и пространстве. Хотя люди, по сравнению с обезьянами, при помощи указательного жеста могут передавать гораздо более сложные сообщения, все-таки остается целый ряд ограничений. Наиболее критичным является то, что общий смысловой контекст, который является главным источником коммуникативной силы указательного жеста, также является и источником ограничений. Так, если мы с вами часто бывали на водопое и иногда видели там газель, а сегодня вы видите, что я возвращаюсь как раз со стороны водопоя и взволновано указываю в том направлении, вы, вероятно, предположите, что газель сейчас там. Мне удалось обозначить отсутствующую сущность при помощи указательного жеста. Но, конечно же, если у нас нет такого совместного прошлого опыта, я не смогу указать на отсутствующий объект; указательный жест фактически бесполезен в тех случаях, когда у участников общения нет совместных знаний или багаж таких знаний невелик, особенно если взаимопонимание требует значительных умозаключений. Так, указательный жест будет не самой эффективной формой коммуникации, если необходимо научить чему-нибудь маленьких детей или новичков. Если я занят сложным процессом выкапывания корешков из-под земли при помощи палки, и мне нужно, чтобы вы мне помогли, убрав грязь, то, если вы уже делали это вместе со мной, я могу просто указать на грязь, покрывающую нужное мне место. Однако если вы никогда не принимали участие в такой деятельности, маловероятно, что простой указательный жест донесет до вас мысль о том, что от вас требуется. По той же простой причине указательный жест вряд ли будет успешным средством коммуникации между иностранцами. Практически полная зависимость указательного жеста от наличия у коммуниканта и реципиента совместных знаний — это одновременно и его сила, и его слабость.
По существу, изобразительные жесты точно так же зависят от общего контекста, хотя и в немного меньшей степени, поскольку в этом случае сам жест несет в себе больше информации. И поэтому я могу жестами показать своему партнеру, как он должен копать, чтобы убрать грязь нужным мне образом, и он поймет меня, даже если никогда раньше не бывал в такой ситуации (хотя ему все же нужно воспринимать мой жест как коммуникативный и связанный с нашей текущей деятельностью). Я смогу изобразить для своего друга движения антилопы и звуки, которые она издает, чтобы сообщить о том, что она сейчас находится на водопое (возможно, я также буду указывать в том направлении), даже если раньше мы вместе никогда ее там не видели. И во многих ситуациях при общении с иностранцами изобразительные жесты будут гораздо более эффективными, чем указательные. Однако есть объяснение тому, почему изобразительные жесты в человеческом онтогенезе появляются поздно, а обезьяны вообще не умеют их делать. Чтобы использовать изобразительные жесты, нужно уметь инсценировать действия, симулировать их, находясь вне их естественного контекста, а для этого, по-видимому, требуются навыки имитации, если даже не своеобразного притворства. Но, что даже более важно, чтобы воспринимать изображаемое действие в качестве коммуникативного жеста, необходимо хотя бы до некоторой степени понимать грайсовские коммуникативные намерения. В противном случае реципиент подумает, что коммуникант как-то странно себя ведет, когда пытается бежать, как антилопа, или пытается выкопать ямку там, где этого явно не нужно делать (таким образом, жест должен быть «изолирован», чтобы его не воспринимали как настоящее действие; это похоже на то, что Лесли (Leslie 1987) предположил при описании притворства). Таким образом, изобразительные жесты, возможно, произошли от интенциональных движений обезьян — начальных движений настоящих действий — но добавили к ним измерение репрезентации, основанное на имитации и способности реципиента понять коммуникативное намерение. Наградой за освоение изобразительных жестов стала возможность более эффективно и в большем количестве ситуаций общаться с теми людьми, с которыми у нас мало общего опыта (Donald 1991).
С функциональной точки зрения, когда у людей действительно появляется желание приносить пользу для укрепления своей репутации, и они могут рассчитывать на то, что окружающие тоже хотят быть им полезными, они начинают добровольно предоставлять другим информацию. Безусловно, даже индивидуалистические приказы могут превратиться в просьбы, служащие целям сотрудничества: я не говорю вам, что вам нужно сделать, а просто даю понять, что у меня есть какая-то потребность, потому что я знаю, что вы захотите помочь мне удовлетворить ее. Важно, что именно в таких ситуациях, когда направленность на оказание помощи друг другу выражена особенно сильно, возникают грайсовские коммуникативные намерения. Вся последовательность может выглядеть примерно так (К. — коммуникант, Р. — реципиент):
Цель К. заключается в том, чтобы Р. что-то узнал: либо получил какую-нибудь полезную или интересную информацию (в случае информирования) либо понял индивидуальное психическое состояние К. (в случае запроса на сотрудничество).
Р. понимает, что К. хочет, чтобы он что-то узнал. Р. хочет кооперативно взаимодействовать и получить эту информацию, потому что он верит, что она будет интересна ему самому (как в случае информирования), или предоставит ему возможность принести пользу К., выполнив его просьбу (если она была выражена в контексте сотрудничества), и тем самым укрепить свою репутацию.