Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер

Зноско Константин

Вот до чего уже было доведено дело унии, но для окончания его не доставало еще самого глав­ного и существенного: официального согласия самих иерархов Западно-Русской Церкви и во гла­ве их митрополита. Только от их лица и можно было вести речь об унии с папой. В этом-то деле особое усердие и проявили королевские депутаты Поцей и Терлецкий. 2 декабря 1594 г. они со­ставили от лица всех западно-русских иерархов акт, в котором заявляли, что «от времен Христа Спасителя и апостолов предки их всегда призна­вали одного старшего первопрестольника и пас­тыря в Церкви Божией — святейшего Папу Римс­кого... Посему они умыслили, с Божией помощью, соединиться, как было и прежде, с братией их, римлянами, под одним видимым пастырем и дают себе перед Господом Богом обет, что всем сердцем и со всей ревностью будут стараться, каждый порознь, о приведении и прочего духовен­ства и всего народа к тому же соединению...» Акт этот, кроме Поцея и Терлецкого, был подписан митрополитом Рагозой, Полоцким и Витебским архиепископом Григорием, епископом Пинским и Туровским Леонтием Пельчицким, епископом Холмским Дионисием Збируйским и архимандритом Кобринским Ионой Гоголем, подписи которых собирались продолжительное время. Акт этот, однако, не имел еще решающего значения для унии, так как под ним не были даны подписи епископов— Львовского Гедеона Балабана и Перемышльского Михаила Копыстенского.

Более важное значение для дела унии имело следующее событие, совершившееся в конце 1594 г. По приглашению Кирилла Терлецкого в г.

Сокол, находившийся в епархии Гедеона Балабана, собра­лись епископы: Гедеон, Перемышльский Михаил и Холмский Дионисий. Здесь Терлецкий в самых мрачных красках обрисовал перед собравшимися епископами плачевное состояние Православной Церкви, порицал восточных Патриархов и своими хитрыми речами довел епископов до того, что они составили и подписали постановление об унии и в особых артикулах изложили условия ее принятия. Все это они поручили Терлецкому представить ко­ролю. Чтобы придать этим соборным актам боль­шую силу, требовались еще согласие на них и под­пись митрополита. С этой целью Терлецкий, по поручению Собора, явился к митрополиту и выну­дил у него согласие. Мало того, митрополит соста­вил от себя записку, в которой были выражены мысли об общем соединении Церквей, и вручил ее Терлецкому для представления королю, только просил его держать это пока в тайне. Терлецкий поехал в Краков, явился к королю, выпросил у него себе грамоту на звание экзарха и привез похваль­ную грамоту Поцею за его заслуги для унии. Не­смотря на все это, митрополит продолжал держать себя крайне нерешительно, выставляя себя по-пре­жнему ревнителем православия. Вообще положе­ние его было весьма затруднительно, и он, с бояз­нью оглядываясь на все стороны, всех обманывал. Между тем народ узнал о затеянной епископами унии и всюду стал волноваться. В особенности эти волнения отзывались в Вильне. Митрополит Рагоза потребовал к себе на суд виленских священников, обвиняя их в том, что они взбунтовали против него народ, и затем велел во всех церквах прекратить бо­гослужение на шесть недель. В то же время он пи­сал князьям Острожскому и Скумину, что отнюдь не изъявлял покорности папе и в грамоте своей ко всему духовенству высказывал готовность стоять за православие до конца жизни. Играя двусмысленную роль, он даже не постеснялся сообщить князю Острожскому об измене православию епископов, соби­равшихся на съезд в Соколе, в то время когда сам принял участие в этой измене. Вот что писал он кня­зю Острожскому: «Стараясь давать знать Вашей ми­лости, как столпу Церкви нашей, обо всех новостях, касающихся Церкви и меня, извещаю вас о новинке, никогда неслыханной предками нашими и Вашей милостью: посылаю Вам в копии лист, писанный ко мне отцами епископами, о намерении их подчинить­ся Римскому престолу,... а я без воли Божией и без Вашей милости и не думаю на то согласиться, опа­саясь какого-либо подкупа и прелести для нашей Церкви». Писал митрополит Острожскому и об из­мене Кирилла Терлецкого, советуя князю «беречь­ся этого райского змия и коварной лисицы». Вот до чего пала совесть митрополита Рагозы, если он мог так беззастенчиво извращать правду и так смело го­ворить ложь. В то же время Виленскому братству митрополит Рагоза написал послание, в котором опровергал разнесшийся слух об его измене. Но братство имело в руках документы и переслало их князьям Острожскому и Скумину в доказательство лживости заявлений митрополита и его единомыш­ленников. Братство просило также князей, чтобы они выхлопотали созвание Собора, в котором уча­ствовали бы и миряне.

Между тем как Рагоза, Поцей и Терлецкий дей­ствовали в пользу унии осторожно и скрытыми путями, Гедеон Балабан действовал смело и от­крыто. 28 января 1595 г. он созвал у себя во Львове Собор, на который прибыли архимандриты, игу­мены, иеромонахи, протопопы и священники не из одной только Львовской епархии, но «из разных воеводств, земель и поветов» Литвы и Польши, и даже несколько духовных сановников из-за грани­цы. На Соборе было принято следующее постанов­ление: «Признать Святую Католическую Римскую Церковь, от которой неразумно после Вселенского Флорентийского Собора отверглись греческие Пат­риархи, за Церковь истинную, имеющую власть над всей вселенной,... а если бы кто-либо из нас (при­сутствующих на Соборе), по превратности сердца, отступил сам или содействовал своим мирянам отступить от сего исповедания и подчинения Свя­тейшему Папе, тогда да не напишется имя такого отступника с праведными, и епископство его да приимет другой».

Когда о такой открытой измене узнал князь К.К. Острожский, то разослал окружное послание, в котором убеждал православных твердо держать­ся своей веры. «От преименитых благочестивых родителей, — писал князь, — смолоду воспитан я был в наказании истинной веры, в которой и те­перь, Божией помощью укрепляем, пребываю; из-вестился я Божией благодатью и уверился в том, что, кроме единой истинной веры, в Иерусалиме насажденной, нет другой веры. Но теперь злохитрыми кознями вселукавого диавола самые глав­ные истинной веры нашей начальники, славой света сего прельстившись и тьмой сластолюбия помрачившись, мнимые пастыри наши, митропо­лит с епископами, в волков претворились, Святой Восточной Церкви отвергшись, Святейших Патри­архов, пастырей и учителей наших вселенских от­ступили, к западным приложились, только еще кожей лицемерия своего, как овчиной, закрывая в себе внутреннего волка, не открываются, тайно согласившись друг с другом, окаянные, как хрис­топродавец Иуда с жидами, умыслили всех благо­честивых с собой в погибель вринуть, как самые пагубные и скрытые писания их объявляют. Но человеколюбец Бог не попустит вконец лукавому их умыслу совершиться, если только, Ваша ми­лость, в любви христианской и повинности своей пребудете. Дело идет не о тленном имении и по­гибающем богатстве, но о вечной жизни, о бес­смертной душе, которой дороже ничего не может быть. Так как многие из обывателей здешней об­ласти, Святой Восточной Церкви послушники, меня начальником православия в здешнем краю считают, хотя сам себя считаю я не большим, но равным каждому, в правоверии стоящему, то из боязни, чтобы не взять на себя вины перед Богом и перед Вами, даю знать Вашим милостям о пре­дателях Церкви Христовой и хочу с вами заодно сто­ять, чтобы с помощью Божией и вашим старанием они сами впали в те сети, которые на вас готовили. Что может быть бесстыднее и беззаконнее их дел? Шесть или семь злонравных человек злодейски согласились пастырей своих, Святейших Патриар­хов, которыми поставлены, отверглись и считают нас всех правоверных бессловесными, своевольно осмелились от истины оторвать и за собой в пагу­бу низвергать! Какая нам от них польза? Вместо того чтобы быть светом миру, они сделались тьмой и соблазном для всех. Если татары, жиды, армяне и другие в нашем государстве хранят свою веру ненарушимо, то не с большим ли правом должны сохранить свою веру мы, истинные христиане, если только все будем в соединении и заодно сто­ять будем. А я как до сих пор служил Восточной Церкви трудом и имением своим в размножении священных книг и в прочих благочестивых вещах, так и до конца всеми моими силами в пользу бра­тии моих служить обещаю».

Послание князя было напечатано в Острожской типографии и тотчас разослано православным западнорусам. Кроме этого Острожский послал к восточ­ным Патриархам известие о замыслах западно-рус­ских епископов. Послание князя произвело сильное действие, и православные заволновались. Первыми на защиту Святой Церкви выступили православные братства Виленское и Львовское. В Виленском силь­ным ревнителем православия явился школьный учи­тель Стефан Зизаний, перешедший из Львова в Виль­ну. Он волновал православных г. Вильны известием об унии и поднимал их против епископов-предателей.

«Великую войну вел с римлянами Зизаний, — гово­рит летописец, — не только на ратушах, при рынке, по дорогам, но и посредине Церкви Святой». В своих проповедях он нападал на митрополита и написал против унии «Книжицу на Римский Костел».

Чтобы усыпить бдительность православных, в особенности князя Острожского, Игнатий Поцей стал уверять князя, будто епископы, затеявшие унию, соглашаются на созвание Собора или общего съезда по делам унии. С этой целью он написал князю Острожскому письмо, удостоверяя в нем, что хотя бы все епископы согласились на унию, таковая будет напрасным трудом без согласия народа, и посему он считает делом непозволитель­ным разрешать вопрос об унии тайно, без ведома Собора и «всех братии меньших и прочих христи­ан, а особенно панов христианских». Созыва Собо­ра, кроме братств, желали и все православные миряне. Ввиду таких пожеланий князь Острожский обратился к королю за разрешением созыва Собора, и притом с участием мирян. На просьбу Острожского король ответил отказом, указывая, что он не может допустить церковный Синод (Со­бор) с участием низшего духовенства, а тем более съезд вместе с духовными и мирских людей. «Су­дить о спасении душ — дело пастырей, — писал король князю Острожскому, — за которыми мы обязаны следовать, не спрашивая, а делая так, как учат они, которых Дух Господень поставил нам вождями до конца нашей жизни». Разумеется, от­каз короля вызван был опасением несогласия низ­шего духовенства и мирян на унию.

Все это совершалось уже после того, как вопрос о посылке королем депутации к папе с предложе­нием унии был решен окончательно.

Поцей, поддерживаемый королем, стал действо­вать на пользу унии самым решительным образом, не откладывая дела на дальнейшие сроки. Пользу­ясь слабоволием митрополита Рагозы, он совмес­тно с Терлецким уговаривал его дать им полномо­чие вести переговоры об унии с папой. Митрополит сначала колебался и просил дать 6 недель на раз­мышление, но, получив письмо Поцея и Терлецкого, в котором они требовали скорого приезда его в Брест для совещаний, угрожая, что «если он не приедет, то выдаст их на съедение, погубит их, да и сам не воскреснет»,— сдался. Вслед за этим письмом митрополит вместе с Поцеем, Терлецким, Пинским епископом Леонтием Пельчицким и Кобринским архимандритом Ионой Гоголем подписали 1 мая 1595 г. подробнейшие артикулы (условия) унии для представления королю и папе, а 12 июня митрополитом и прочими владыками было подписано соборное послание к папе Кли­менту VIII с изъявлением согласия на принятие унии.

В артикулах они высказали следующие мысли, а также пожелания: «О Св. Духе исповедуем, что он исходит от Отца через Сына; все наши литур­гии: Василия Великого, Златоуста и Преждеосвященных Даров, — все наши молитвы и все вообще обряды и церемонии Восточной Церкви желаем со­хранять в совершенной неизменности и совершать на нашем языке; таинство Евхаристии, как всегда было у нас, да преподается под двумя видами, рав­но и таинство крещения и его форма да остаются у нас, как было доселе; о чистилище не возбуж­даем спора, но желаем следовать учению Церк­ви, и новый календарь, если нельзя удержать ста­рого, примем, но с условием, чтобы порядок и образ празднования нами Пасхи и все прочие наши праздники, в том числе и праздник Богояв­ления, не существующий в Римской Церкви, остались неприкосновенными и неизменными; суп­ружество священников наших должно оставать­ся неизменным; митрополия, епископства и дру­гие духовные должности у нас да отдаются людям не иной нации и веры, а только русской и гречес­кой; митрополиты, хотя и обязаны ездить в Рим за получением грамоты, должны посвящаться нашими епископами; просим, чтобы митрополит и епископы нашего обряда имели место в госу­дарственном сенате наравне с Римскими еписко­пами; если бы кто из людей нашего обряда захо­тел принять обряд римский, этого не должно допускать; не должно принуждать к перемене веры лиц при смешанных браках; если кто-либо за какой-либо важный проступок будет отлучен епископом нашего обряда, то пусть и римляна­ми считается отлученным и не принимается к их обряду» и проч. В заключение изложенных усло­вий подписавшие их заявили: «Поручаем эти ар­тикулы нашим почтенным братьям, епископам Ипатию Поцею и Кириллу Терлецкому, чтобы они испросили на них, именем нашим и своим, утвер­ждение от верховного первосвященника и коро­ля».

В соборном своем постановлении митрополит и епископы писали: «...мы решились приступить к тому соединению, какое прежде имела Церковь Восточная с Западной и которое предки наши постановили на Флорентийском Соборе, чтобы в этой святой унии, под верховной властью Вашей святыни, мы могли еди­ными устами и единым сердцем славить пречестное и великое имя Отца и Сына и Св. Духа. Вследствие того мы, с ведома и соизволения нашего господаря Сигизмунда III, приложившего также свое старание к этому святому делу, посылаем к вашей святыне братии наших Ипатия Поцея... и Кирилла Терлецкого... Им мы поручили ударить челом Вашей святыне и предложить, чтобы Ваша святыня согласилась ос­тавить нас всех при вере и всех церемониях и обрядах Восточной Церкви, ни в чем их не нару­шая, и утвердил то для нас за себя и за своих пре­емников. И в таком случае мы уполномочили на­званных братии наших принести от имени всех нас: архиепископов, епископов, всего духовенства и всех наших словесных овец — покорность седа­лищу Св. Петра и Вашей святыне и поклониться Вашей святыне, как нашему верховнейшему пас­тырю». Акт этот подписали: митрополит Рагоза, По-цей, Терлецкий, архиепископ Полоцкий Григорий Загоровский, епископы: Холмский Дионский Збируйский, Пинский Леонтий Пельчицкий, Кобринский архиман­дрит Иона Гоголь и епископы Львовский Гедеон Бала­бан и Перемышльский Михаил Копыстенский, — пос­ледние два от унии вскоре отказавшиеся.

Отказ Гедеона Балабана от унии произошел при следующих обстоятельствах. Гедеон, доведенный до крайности борьбой со Львовским братством, а также напуганный волнениями, которые вызваны были среди православных окружным посланием князя Острожского и ненавистью к нему православ­ных за измену, задумал примириться с братством. С этой целью он еще в начале июня 1595 г. приез­жал к князю Острожскому с просьбой принять на себя хлопоты по делу примирения. Князь согласился, но предварительно взял с него обещание: скло­нить на свою сторону епископа Перемышльского Михаила и открыто действовать против унии. Пер­вого июля Балабан прибыл во Владимир Волынс­кий и здесь, в городском уряде, в присутствии кня­зя Острожского и других властных особ объявил, что на двух съездах он, вместе с другими еписко­пами, дал Кириллу Терлецкому четыре бланковых листа со своими печатями и подписями для того, чтобы написать на них к королю и сенаторам жало­бы на притеснения, претерпеваемые Православной Церковью. Но так как до него, Балабана, дошла весть, что Терлецкий написал на бланкетах что-то другое, написал постановление, противное рели­гии, правам и вольностям русских людей, — он против такого постановления протестует. Приняв такое заявление от Балабана, князь Острожский немедленно написал к Львовскому братству увеща­ние примириться с Гедеоном Балабаном, и прими­рение состоялось. За Гедеоном отступился от унии и Перемышльский епископ Михаил Копыстенский. Получив на руки артикулы и соборное послание к папе, Поцей и Терлецкий поспешили с ними в Краков к королю. По пути, в Люблине, Поцей встре­тился с князем Острожским, показал ему подлин­ные грамоты и на коленях слезно просил его при­нять участие в унии. Князь резко отказал ему в этом, указав, что такое важное дело может разрешить толь­ко Собор. Оба епископа приехали в Краков, а оттуда без разрешения митрополита отправились в Рим. Митрополит, как только узнал об их отъезде, послал своего протснотария, чтобы их возвратить, но они не обратили внимания на его приказание, ибо что для них значил в то время митрополит, когда они име­ли в руках подписанную им грамоту на унию со все­могущим папой, будущим их защитником.