Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер

Зноско Константин

Вообще время правления короля Стефана Батория, явно покровительствовавшего иезуитам и ла­тинянам во вред православным, следует опреде­лить как время постоянной борьбы православных с латинянами — борьбы, достигшей небывалого до сих пор активного напряжения. Несмотря на все стеснения, чинимые православным иезуитами, православные не пали духом и стали противодей­ствовать латинянам не одним только пассивным сопротивлением, не одними протестами перед властями и жалобами королю, но и теми же ору­диями, какие употреблялись самими же латиня­нами: их школам противопоставляли свои школы, их братствам— свои братства, их сочинениям — свои сочинения; даже в спорах о календаре право­славные на чинимые им притеснения отвечали, где могли, теми же притеснениями. Прискорбно только то, что в этой борьбе, касавшейся непосред­ственно веры и Церкви, не принимали почти ни­какого участия западно-русские архипастыри. Но этому удивляться не следует. Стефан Баторий с умыслом раздавал епископские кафедры самым неподходящим лицам, жаждавшим только нажи­вы от Церкви и готовым во всякое время изменить ей. И если эти пастыри нередко вели своего рода борьбу за принадлежащие им права, то только из-за своих личных интересов, а не интересов Церк­ви, из-за своих прав имущественных и судебных. Такое индифферентное отношение владык к защи­те интересов Церкви ничего доброго не предвеща­ло, что сказалось впоследствии

при преемнике Батория, короле Сигизмунде III.

Глава VII

ПРИЕЗД В ЛИТВУ ПАТРИАРХА ИЕРЕМИИ II И ЕГО ПО­СЛЕДСТВИЯ

Мысль о церковной унии православных западно-русов с латинской Церковью, давно занимавшая Пап Римских и латинское духовенство, стала при содействии иезуитов мало-помалу осуществляться. Иезуиты, пропагандируя в Литве почти 20 лет идею унии, своими проповедями, диспутами с православ­ными, своими школами и особенно своими сочи­нениями успели достаточно ознакомить православ­ных людей с понятиями о подготавливающейся унии. Действуя указанными путями, они многих православных поколебали в вере, иных склонили к латинству, других предрасположили к унии льстивыми обещаниями, а самое главное — успе­ли приобрести настолько сильное влияние на сво­его питомца и ставленника короля Сигизмунда III и его правительство, что тот под их руководством готов был употребить все меры, лишь бы насадить унию в своем государстве. Оставалось только подыс­кать среди православных епископов таких лиц, которые согласились бы действовать по их указке. И это им вскоре удалось.

Подготовке унии в сильной мере содействова­ло тогдашнее положение Западно-Русской Церк­ви, далеко не соответствующее каноническим ус­тавам. В среде духовенства немало было лиц, не имевших права занимать высшие церковные дол­жности. Сам Киевский митрополит Онисифор Де­вочка был двоеженец, ибо до рукоположения сво­его в духовный сан был вдовцом после смерти второй жены, и посему не мог быть лицом духов­ным. К тому же он оказался весьма небрежным пастырем и слабым защитником своего духовно­го стада, как это видно из письма галицко-русских дворян, посланного ему в 1585 г. из Варшавы. «Хотя Вашу милость старшим своим имеем, — писали Онисифору дворяне, — однако Ваша ми­лость не заботился о том, чтобы словесных овец своих от губительных волков оборонять. Во вре­мя пастырства Вашей милости довольно всего злого в нашем законе осталось: насилие святыни, замыкание Святых Таин, запечатание церквей, запрещения звонить, выволакивание от престола и от церквей Божиих попов, и, как будто бы зло­деев, сажают их в тюрьмы, а мирским людям зап­рещают в церквах Божиих молиться... Но этого мало: рубят кресты святые, захватывают колоко­ла в замок (крепость), отдают их в распоряжение жидам, и еще, Ваша милость, листы свои откры­тые против церквей Божиих жидам на помогу даешь... Но что еще хуже, Ваша милость, постав­ляешь одних епископов без свидетелей и без нас, братии своей, что и правила запрещают, вслед­ствие чего негодные люди становятся епископа­ми» и проч.

В 1588 г. проездом в Москву Литву посетил Кон­стантинопольский Патриарх Иеремия. Князь К.К. Острожский обратился к нему с просьбой при­вести в порядок Западно-Русскую Церковь. Поэтому Иеремия на обратном пути снова заехал в Литву (1589). Здесь его приняли весьма торжественно и ра­душно, и только вступивший тогда на престол при помощи иезуитов король Сигизмунд III (1587—1632) по просьбе князя Острожского дал Патриарху окруж­ную грамоту, которой подчинил ему всех духовных лиц и дела Западно-Русской Церкви. Патриарх сме­стил всех двоеженцев и троеженцев с занимаемых ими церковных мест, установил на будущее время порядок замещения архиерейских кафедр монаха­ми и предоставил большую силу братствам. В чис­ле смещенных были Киевский митрополит Онисифор Девочка и Супрасльский архимандрит Тимофей Злоба, обвиненный в тяжких преступлениях. На место Онисифора был избран Минский архиманд­рит Михаил Рагоза. Патриарх по настоянию короля Сигизмунда III посвятил его, но, не доверяя ему, на­значил своим экзархом, т.е. наместником, успевше­го понравиться ему Луцкого епископа Кирилла Терлецкого, которому предоставил право надзора и суда над западно-русским духовенством. Митрополит, ко­нечно, был этим очень огорчен и явно высказывал свое недовольство. В числе недовольных были так­же епископы Холмский Дионисий и Пинский Леон­тий, которые явились защитниками запрещенных Патриархом двоеженцев и троеженцев священников. Не угодил Патриарх и Кириллу Терлецкому, так как принимал на него жалобы, а перед отъездом в Гре­цию издал неприятное для него распоряжение, что­бы митрополит созвал духовный Собор для устра­нения всяких непорядков в Церкви и для суда над недостойными иерархами, в числе которых оказал­ся и Терлецкий, обвинявшийся в тяжких преступ­лениях. Но особенно был настроен против Патриар­ха Львовский епископ Гедеон Балабан, так как Львовское братство, с которым он давно находился во враждебных отношениях, было признано Патри­архом вполне независимым от епископа. Не только Гедеон, но и все епископы недовольны были неко­торой зависимостью от Патриарха и расширением прав братств. «Как, — говорили они, — какой-нибудь сходке ремесленников, седельников, кожевников, неучам в вере дать право составлять приговоры о де­лах Церкви?»

Этим недовольством воспользовались иезуиты, раздувая его, доказывая своеволие Патриарха, ука­зывая на его противоречивые грамоты, в которых Патриархом, не знавшим славянского языка, дей­ствительно было допущено немало противоречий. В то же время известный иезуит Петр Скарга вновь издал в 1590 г. свою книгу «О единстве Церкви», в которой прямо говорил, что забота об унии состав­ляет долг не одного католического духовенства в Польше и Литве, но и долг короля и католических панов, и особенно русских епископов. По внушению Скарги король Сигизмунд III вошел в тайные сно­шения с Кириллом Терлецким, как патриаршим экзархом, имевшим некоторый вес и влияние на митрополита и дела Церкви и стоявшим выше дру­гих по уму и образованию. Недовольство приняты­ми Патриархом мерами усиливалось еще и пото­му, что польское правительство после отъезда Патриарха стало суровее относиться к православ­ным, стесняя их во всем, и то же стали делать и пат­роны. Между тем иезуиты старались усилить раз­дражение владык, а затем указывали, как легко им выйти из тяжелого положения посредством унии, с которой они получат и независимость, и выгоды. Так среди западно-русских епископов, духовенства и высшего общества постепенно стала внедряться мысль о необходимости унии с Римом. К тому же некоторые из них получили образование в иновер­ческих школах и потому не были привержены к православной вере; народ свой они презирали, об­разом жизни старались сблизиться с латинскими бискупами, завидуя высокому положению после­дних. Об унии даже подумывал Константин Ост-рожский, потерявший всякую надежду на помощь Востока по устроению Западно-Русской Церкви, но, конечно, не в римском ее понимании. Привержен­цы унии, в особенности иезуиты, доказывали, что она может состояться при самых ничтожных уступ­ках в церковных вопросах и что с ее принятием вполне

сохранится чистота учения Восточно-Пра­вославной Церкви, а между тем православные по­лучат права, которых они лишены, и, таким обра­зом, прекратятся их гонения и притеснения. Единственная разница будет только в том, что пра­вославные вместо подчинения Патриарху, зависящему от султана и безвластному, подчинятся Папе Римскому, который защитит их Церковь и восста­новит порядок.

Первым высказал намерение принять унию Львовский епископ Гедеон Балабан. Для этого он вошел в сношения с Кириллом Терлецким, с кото­рым до того времени был во вражде. Они начали склонять митрополита созвать Собор в Бельзе, без участия мирян, для обсуждения церковных неуря­диц. Митрополит не нашел это возможным и созвал Собор в Бресте (1591). Кирилл, Гедеон, Пинский епископ Леонтий Пельчицкий и Холмский Диони­сий Збируйский съехались несколько раньше в Бельзе и здесь сговорились принять унию. С таким намерением они прибыли и на Собор в Бресте. На Соборе владыки жаловались на тягостное положе­ние Западно-Русской Церкви и как на одну из глав­ных причин этого положения указывали на ее за­висимость от Константинопольского Патриарха, турецкого подданного. Жаловались они также и на чинимые им светскими лицами насилия, от кото­рых они терпели разные невзгоды, не находя у пра­вительства законной защиты. Терлецкий прямо за­явил, что нет им житья от светских лиц и что остается одно только средство для улучшения их положения— образовать церковную унию. Эту мысль в особенности поддерживал Львовский епис­коп Гедеон, много терпевший стеснений в своих действиях от Львовского братства. Все епископы согласились с мнением Терлецкого и высказались за унию с Римом. Составлена была грамота, в кото­рой епископы объявили, что они по долгу пастырей — спасать свои паствы от угрожающих им бед­ствий — готовы подчиниться Папе Римскому, если их восточные обряды будут им оставлены навеки. Митрополит, однако, не подписал этой грамоты, считая нужным играть скрытую роль, пока не на­ступит для него более благоприятное время. Гра­мота была передана королю Сигизмунду, который в мае 1592 г., выразив благодарность епископам, обещал им разные преимущества и «защиту от на­пастей». Между прочим он обещал «приумножение ласки, увеличение вольностей и свобод» наравне с латинским духовенством и проч. Конечно, это были только пустые обещания, которые он впоследствии не выполнил.

Несмотря на такое активное участие короля в деле проведения унии и на обещанные льготы пра­вославным, последние и не думали принимать унию. Они считали предателями четырех еписко­пов, подписавших согласие на унию, и утешались твердостью остальных. Львовское братство, узнав о предательстве епископов, обратилось к Константи­нопольскому Патриарху с сердечной просьбой по­мочь делу и прислать в Литву своего экзарха.

Между тем умер Брестский епископ Мелетий Хребтович, и на его место возведен был в 1593 г. се­натор и каштелян Брестский Ипатий Поцей, род­ственник Константина Острожского. Поцей родил­ся от православных родителей, образование получил в кальвинской школе и Краковской академии и, со­стоя на службе у князя Радзивилла, сделался про­тестантом, а затем снова принял православие. Для планов иезуитов не могло быть лучшего человека.

Он быстро сошелся с Кириллом Терлецким и Геде­оном Балабаном и сделался главным деятелем унии. Терлецкий стал убеждать Поцея, что нельзя дольше оставаться под управлением Патриарха, ко­торый по простым доносам низлагает епископов, поставил над епископами братства, предоставив им право наблюдения за их деятельностью, и что подоб­ное положение изменится, если они отдадутся под власть папы. Подобный акт принесет им еще и ту пользу, что будет выполнено королевское обещание о возврате отобранных у них церковных имуществ. Но Поцея не надо было убеждать, так как в душе он был униатом. Узнав о замыслах Поцея, князь К.К. Острожский написал ему письмо, в котором высказал мнение, что о таком деле, как соедине­ние Церквей, должны произнести суд прежде всего отцы Восточных Церквей и Московский Патриарх. Он советовал Поцею, переговорив с митрополитом и епис­копами, поехать в Москву и попросить великого кня­зя Московского и тамошних духовных, чтобы те вместе с иерархами литовскими позаботились о прекращении разделения Церквей, из-за которо­го в Литве так страдает русский народ. На пись­мо Острожского Поцей ответил, что от поездки в Москву он отказывается, так как там его могут под­вергнуть истязаниям и казни, и что если сам князь не решился войти в сношения по данному вопросу с митрополитом, «то и он не смеет и слова мол­вить о таких вещах, ибо митрополит не располо­жен к римлянам». Поцей, конечно, обманывал кня­зя, ибо митрополит Рагоза был склонен к унии, хотя этого и не обнаруживал явно.

Между тем Патриарх Константинопольский уз­нал из письма к нему Львовского братства о гото­вящейся измене западно-русских епископов и на­писал на имя митрополита Рагозы две грамоты: одну с приказом низложить Львовского епископа Гедеона Балабана, а другую с выговором самому митрополиту и с временным запрещением за то, что тот не радеет о своей пастве, если в продолже­ние пяти лет ничего не предпринял для умирот­ворения ее. Получив эти грамоты, митрополит Рагоза созвал 24 июня 1594 г. Собор в Бресте, на который приехали только Поцей и Терлецкий, и Собор осудил Гедеона и низложил его. Но все это делалось для отвода глаз, с целью усыпить бди­тельность православных, ибо Собор наперед знал, что его постановления не будут иметь силы. Так действительно и оказалось. Когда на Соборе шла речь о низложении Гедеона, королевский примас архиепископ Гнезненский прислал митрополиту письмо, в котором предупредил, что Собор созван им незаконно, так как созван в отсутствие короля, выехавшего в Швецию, и без его разрешения, что по законам Польши недопустимо. В письме при­маса выражено было митрополиту также негодо­вание за его содействие Патриарху.

Вмешательство Патриарха в дела Западно-Рус­ской Церкви, однако, не принесло ей пользы и еще больше раздражило затеявших унию епископов. Последние общими усилиями склонили на свою сторону других епископов и не только стали сно­ситься и сговариваться с латино-польскими бискупами, как лучше оборудовать дело унии, но и доносить королю о ходе дела, за что король обещал изменникам милости и награды, а также и покро­вительство на случай, если бы восточные Патри­архи или ревнители православия в Западно-Рус­ской Церкви привлекли их к духовному суду. Мало того, король даже решил послать в Рим для переговоров об унии двух духовных лиц, что вид­но из акта, внесенного 21 мая 1594 г. в актовые кни­ги городского владимирского уряда Кириллом Терлецким. Акт этот, между прочим, гласит, что «по воле и промышлению Бога и при усердном старании и содействии Его Королевской милости, пана нашего милостивого, Сигизмунда III, и панов рад духовных и светских, наступило давно желан­ное примирение и соединение, восстановилась братская любовь между двумя столь разрозненны­ми по вере Церквами — Восточной и Западной — с признанием святейшего Папы Римского верхов­ным пастырем и наместником апостольским. А чтобы точнее утвердить это соединение и засвиде­тельствовать покорность святейшему отцу папе, Его Королевская милость определил послать в Рим двух особ: в Бозе велебного отца Ипатия Поцея, епископа Владимирского и Брестского, и меня, епископа Луцкого».