Истории для кино
Шрифт:
– А что будет? – удивляется Лена.
– То же, что и сегодня, – война. Кому ходить в театр? Все воюют…
Словно в подтверждение его слов, за кулисами появляется щуплый солдатик.
– Виноват, как бы мне найти Лазаря Вайсбейна?
– Не знаю! – Антрепренер уходит.
Солдатик растерянно смотрит ему вслед. А Лёдя уже все понял и протягивает руку:
– Давай! Я – Лазарь Вайсбейн.
И солдатик вручает ему повестку в армию.
Лёдя и Лена бредут по берегу моря. Настроение паршивое. Конечно, они знали, что повестка в армию придет рано или поздно, но все-таки не ждали, что так
– Ты дождешься меня?
Лена только улыбается и хочет идти дальше. Но он удерживает ее:
– Нет, постой! Ты будешь меня ждать?
Лена смотрит на него печально:
– Хорошо же ты обо мне думаешь, если спрашиваешь такое…
Лёдя подхватывает Лену на руки, кружится с ней по песку.
– Прости, ну прости, я болван!
Лена вырывается и бежит к морю. Лёдя ее догоняет. И они, как при первой своей встрече, начинают по-детски весело и беспечно брызгаться водой…
Но вскоре на лице Лёди – совсем иные брызги: дождь, грязь, пот… Вместе с другими солдатами он бежит по лужам в полной походной выкладке. А подпрапорщик Назаренко надсадно орет:
– Вперед, мать вашу, вперед! Не останавливаться! Вперед!
Щуплый солдатик, вручавший Лёде повестку, падает лицом в грязь. Подпрапорщик пинает его ногой, поднимает за шкирку, и солдатик, спотыкаясь, бежит дальше.
Назаренко – фигура драматическая, но в то же время и комическая. Маленький человек, желающий показать свою большую – пусть и сиюминутную – власть. Он сам из солдат, дослужился на сверхсрочной только до фельдфебеля. То есть он еще не «ваше благородие», а только «господин подпрапорщик». От его служебного рвения зависит число обученных наскоро солдат, а чем больше он их обучит, тем дольше просидит в тылу, вместо того чтобы месить грязь в окопах. Вот Назаренко и несет службу свою рьяно: его матерщины хватило бы не только на роту, а и на целую дивизию, а кулаки его только и ищут, кому бы вмазать.
После марш-броска подпрапорщик в казарме обучает притихших новобранцев:
– Солдат – есть слуга царя и отечества, защитник от врагов унешних и унутренних!
Рослый солдат-молдаванин засыпает и валится кулем на щуплого солдатика. Оба падают на пол. Солдаты хихикают. У подпрапорщика яростно раздуваются ноздри.
– Унгуряну! Котов! А ну на плац, мать вашу!
На плацу молдаванин и щуплый, вытянувшись во фрунт, уже в сотый раз тупо повторяют за подпрапорщиком:
– Солдат – есть слуга царя и отечества… Защитник от врагов унешних и унутренних… Есть слуга царя и отечества… Защитник от врагов унешних и унутренних… Царя и отчества… Врагов унешних и унутренних…
– Смир-рна! – орет подпрапорщик. – Бего-ом ма-арш!
Молдаванин и щуплый воспринимают эту команду не как наказание, а как облегчение – лишь бы не твердить навязшую в зубах словесную жвачку, – и дружно бегут по кругу.
На плацу появляется Оксана – крутобедрая, румяная жена подпрапорщика Назаренко. Певуче растягивая слова, она сообщает мужу:
– У меня-я кулеш поспе-ел. Кушать будете?
Подпрапорщик
– А ну марш с военного плацу!
Оксана, качнув крутым бедром, поворачивается и уходит.
Эту картинку наблюдают Лёдя с капитаном Барушьянцем, стоя у открытого окна его кабинета. Барушьянц сразу приметил и выделил Лёдю из серой рабоче-крестьянской массы солдат. Капитан страшно тоскует здесь, в тылу, от бессмысленной службы, сводящейся к тупой муштре. И у него есть лишь два развлечения: баловство кокаином и светские беседы с Лёдей.
– О времена, о нравы! – вздыхает Барушьянц.
– Так точно, господин капитан! – вытягивается Лёдя.
Барушьянц морщится:
– Да что вы так… Присаживайтесь… – Он указывает на стул перед своим столом.
Лёдя послушно садится. Барушьянц усаживается напротив.
– Господин Вайсбейн, вы – интеллигентный человек…
Лёдя не подтверждает, но и не опровергает это утверждение.
– Так скучно… Невыносимо скучно… Скажите, вам здесь не скучно?
– Нам скучать не приходится, – играет простака Лёдя. – Только и глядим: где еды урвать да как под розги не попасть.
– Ну да, ну да… Вокруг свинство, унижение… Я просился на передовую – нет, заперли в этой дыре!
– Отчего так?
Барушьянц усмехается, достает из стола изящную коробочку, открывает ее. Внутри – белый порошок и миниатюрная ложечка.
– Желаете? – предлагает капитан.
– Не, – усмехается Лёдя, – у меня своей дури в голове полно!
– А мне, видимо, своей не хватает…
Барушьянц берет порошок ложечкой, вдыхает его одной ноздрей, затем – другой. Зрачки его блаженно расширяются.
– Вы читали «Короля Лира»?
– Дурак он был, этот Лир! – гнет линию простачка Лёдя.
– Любопытно. Ну-ка, ну-ка, поделитесь…
– Ему важно было, что о нем скажут, а не что о нем думают.
– Хотите сказать, что вы не такой?
– Такой. А разве кто сказал, что я сильно умный?
Капитан смеется и грозит хитровану Лёде пальцем.
Сегодня Лёдя дежурный по кухне. Это значит, что он тащит бачок с борщом из кухни в казарму, что-то напевая на ходу. За ним наблюдает подпрапорщик Назаренко.
– Рядовой Вайсбейн! Ко мне!
Лёдя ставит бачок, бежит к подпрапорщику, отдает честь:
– Рядовой Вайсбен прибыл!
– Ты, говорят, до армии был артистом?
– Так точно, господин подпрапорщик!
– С завтрашнего дня освобождаешься от строевой службы.
Лёдя удивленно таращит глаза. А Назаренко поясняет:
– Для поднятия боевого духа у нашей воинской части треба создать тиятр. С патриотическим наклоном.
Подпрапорщик, наставительно подняв палец и сделав важное лицо, выдает эту идею за собственную. Но, конечно же, эта мысль не могла сама прийти в его квадратную голову. Нет, ее туда в приказном порядке внедрили армейские, как сказали бы сегодня, политработники. Так было и так будет во все времена: когда родине грозил враг, даже самые тупые идеологические умы вспоминали об искусстве, справедливо полагая, что врага легче разбить, если его предварительно высмеять. А уж нижние чины воспринимали это указание как руководство к действию. Вот и подпрапорщик Назаренко сообщает Лёде: